С каждым новым шагом все это больше походило на сон, и вот уже Тесса отпирает фургон, сначала посветив фонариком внутрь кабины, проверяя, не ждет ли там он, и когда Шеветта вскарабкивается на пассажирское место и устраивается на скрипучем сиденье — одеяло привязано к рваному пластику специальным шнуром для прыжков с моста, — она понимает, что уезжает.
Куда-то.
И это ей нравится.
Дрейф.
Лэйни дрейфует.
Вот что он, в сущности, делает. Он знает: все, что для этого нужно, — забыть о страхе. Он признает случайность.
Опасность признания случайности в том, что случайность может признать Дыру.
Дыра — это то, вокруг чего смонтирована личность Лэйни. Дыра — это отсутствие фундаментальной сердцевины. Дыра — это то, во что он вечно запихивал вещи: наркотики, карьеру, женщин, информацию.
По большей части — с недавних пор — информацию.
Информацию. Этот поток. Эту… коррозию.
Дрейф.
Однажды, еще до того, как он перебрался в Токио, Лэйни проснулся в спальне своего люкса в Шато.
Было темно, лишь шуршание шин откуда-то сверху, с Сансет; глухое стрекотание вертолета, охотившегося над холмами позади.
И Дыра, прямо там, рядом с ним, в одиноком размахе его королевских размеров кровати.
Дыра, очень близкая, персональная.
Правильные пирамиды фруктов под жужжащим неоном.
Человек наблюдает за тем, как мальчик опустошает второй литр сока с мякотью, заглатывая все содержимое высокого пластикового стакана непрерывным потоком без видимых усилий.
– Не стоит пить холодные напитки так быстро.
Мальчик глядит на него. Между взором мальчика и его душой нет ничего: отсутствие маски. Отсутствие личности. Он, по всей видимости, не глухой, потому что понял предложение выпить прохладительного. Но пока ничто не свидетельствует о том, что он наделен даром речи.
– Говоришь по-испански? — сказано на мадридском наречии, не звучавшем на его устах долгие годы.
Мальчик ставит пустой стакан рядом с первым и смотрит на человека. Страха в нем нет.
– Люди, которые на меня напали, — это были твои друзья? — приподняв одну бровь. Совсем ничего.
– Сколько тебе лет?
Старше, думает человек, своего эмоционального возраста. Намек на сбритую щетину в уголках верхней губы. Карие глаза чисты и безмятежны.
Мальчик разглядывает два пустых пластиковых стакана на исцарапанной металлической стойке. Поднимает взгляд на мужчину.
– Еще? Ты хочешь пить еще?
Мальчик кивает.
Человек делает знак итальянцу за стойкой. Снова поворачивается к мальчику.
