Женщина рассказывала это им, стоя перед ними с этими детьми, держащимися за ее юбку, и трясясь от рыданий без слез… Ольга была сама в этой лачуге и видела кровавые пятна на белой стене… Но разве эта женщина одна? Десятки, сотни женщин тянутся перед нею. Такой же длинной вереницей, что сейчас извивается по зале под звуки музыки… Избитые, измученные женщины… лохмотья, землистые лица… Девушки, девочки, почти дети — опозоренные, обесчещенные шайкой «карателей»… Вот безумная старуха, у которой на глазах расстреляли единственного сына за то, что он не пошел на работу… Вот женщина с грудным ребенком у груди, в которой пропало молоко в тот день, когда при ней убили ее мужа за то, что нашли у него револьвер… Еще мать, у которой застрелили одиннадцатилетнего сынишку за то, что он не ушел с дороги по приказу… Все обнищавшие, осиротевшие, голодные, с умирающими от голода детьми… О, какая страшная сарабанда!..
[12] Они рвутся вперед, они стонут, рвут свои волосы, царапают ногтями иссохшие груди… Их глаза полны кровавых слез, их десны распухли и побелели от голода… Сколько их… Сколько их…
Она с ужасом открыла глаза. Но вместе этих страшных призраков по-прежнему по зале плыла розовая, голубая, пестрая гирлянда нарядных, улыбающихся женщин…
Оркестр замолк — но ненадолго. На минуту поднялся шум, шарканье, двиганье стульями, разговоры. Потом дирижер крикнул преувеличенно-значительным тоном:
— La valse, s'il vous plait![13]
И чахоточный капельмейстер взмахнул палочкой. Оркестр подражал румынскому. Поднялась и запела сладкая, тягучая мелодия — мелодия «Голубого вальса». Перед Ольгой, изогнувшись, стоял барон и, улыбаясь, глядел ей в лицо: он успел оценить его новизну и красоту и ждал этого вальса с нетерпением:
— C'est la valse promise!..[14]
Ольга, еще хорошенько не понимая, что с ней и где она, машинально встала, пошла с ним в залу, положила ему руку на плечо и поддалась медленному темпу вальса. В голове ее еще мелькали образы, мысли, картины — но мало-помалу ее нервное возбуждение начало как бы убаюкиваться и скрадываться вальсом, скрадываться, чтобы уступить место другому ощущению, неожиданному и незнакомому.
Зная танцы только по казенным урокам в гимназии, на которые весь ее гимназический кружок смотрел как на отбывание несносной повинности, Ольга и не представляла себе, что такое танцевать с хорошим танцором. А барон танцевал великолепно. Он держал свою даму ловко, как-то в одно и то же время нежно и сильно, минутами почти приподнимая от полу; пол точно плыл под нею. На время ее охватило полное забытье и ощущение прямо физического блаженства, как в детстве, когда она качалась на качелях. Так же захватывало дух, и щекотало в горле, и, наконец, голова закружилась до того, что она приостановилась и прошептала:
