Да, я плакал в конце песни. Плакал тогда и плачу с тех пор каждый раз. Даже чтение этой истории вслух вызывает слезы на моих глазах. По-моему, в том, кого она не трогает, нет ничего человеческого.
Когда родители закончили, на минуту наступила тишина, пока все вытирали глаза и продували носы. Потом, выждав подобающее время, кто-то крикнул:
— Ланре! Ланре!
Крик был подхвачен другими голосами:
— Да! Ланре!
Отец криво улыбнулся и покачал головой: он никогда не показывал отрывков из недописанной песни.
— Давай же, Арл! — крикнула Шанди. — Ты уже долго ее варишь. Дай чему-нибудь убежать из горшка.
Он снова потряс головой, все еще улыбаясь:
— Она еще не готова. — Отец наклонился и аккуратно убрал лютню в футляр.
— Дай хоть попробовать, Арлиден. — Теперь это был Терен.
— Да, ради Бена. Нечестно, что он слушал твое бормотание про нее все это время и не…
— …Понятно, что ты со своей женой делаешь в своем фургоне, если не…
— Спой ее!
— Ланре!
Трип быстренько превратил всю труппу в голосящую и улюлюкающую толпу, которой мой отец ухитрился противостоять целую минуту. Наконец он снова достал лютню из футляра. Все зааплодировали.
Как только отец снова сел, толпа моментально успокоилась. Он подтянул пару струн, хотя убирал инструмент всего минуту назад. Размял пальцы, взял несколько мягких пробных нот и вошел в песню так гладко, что я и не заметил, как она началась. Затем над волнами музыки зазвучал отцовский голос:
Сядьте и внимайте, ибо я спою
Старую забытую историю
О минувших временах и человеке —
Гордом Ланре, твердом, словно сталь
Ярого клинка в его руках.
Как сражался он, и пал, и снова встал,
Чтобы пасть под тень уже навеки.
Как любовь к родной земле его сгубила
И любовь к жене своей, на чей призыв
Он пришел из-за дверей могилы,
Имя Лира в первый вздох вложив.
Отец перевел дыхание и сделал паузу — с открытым ртом, словно собираясь продолжать. Тут по его лицу расплылась широкая злорадная ухмылка, он быстро наклонился и аккуратно убрал лютню в футляр. Раздался хоровой вопль и громогласные сетования, но все понимали, что им повезло услышать хотя бы столько. Кто-то завел танцевальную мелодию, и протесты стихли.
Мои родители танцевали вдвоем: голова матери лежала на груди отца, глаза у обоих были закрыты. Они выглядели совершенно счастливыми. Если вам удастся найти кого-то, с кем вы можете обняться и закрыть глаза на весь мир, вам повезло — даже если это продлится всего минуту. Мои родители, покачивающиеся под музыку, — именно так я и представляю себе любовь до сих пор.
