— А? Что? — Вопрос вытряхнул отца из размышлений. — Да, в Пелересине. — Он снова прикусил губу и нахмурился. — Помни, сын мой, даже если забудешь все остальное: поэт — это музыкант, который не может петь. Словам приходится искать разум человека, прежде чем они смогут коснуться его сердца, а умы людей — прискорбно маленькие мишени. Музыка трогает сердца напрямую — не важно, насколько мал или неподатлив ум слушающего.
Мать издала не слишком подобающее даме фырканье:
— Ах, какие мы элитарные. Просто ты стареешь, — Она испустила театральный вздох, — Вот память и изменяет тебе.
Отец принял картинную позу крайнего негодования, но мать уже повернулась ко мне:
— Единственная традиция, которая притягивает артистов к серовикам, — это лень. Стишок должен быть такой:
И в какое бы время
Я ни шел по дороге,
Мне любой повод годен:
Пастовик или лоден —
Чтоб сложить свое бремя
И вытянуть ноги.
В глазах отца зажегся непонятный огонек.
— Старею? — произнес он тихим низким голосом, снова начиная растирать ей плечи. — Женщина, я намерен доказать, что ты ошибаешься.
Она шутливо улыбнулась:
— Сэр, я намерена позволить вам это.
Я решил оставить их в покое и уже бежал к фургону Бена, когда меня настиг голос отца:
— Гаммы завтра после обеда? И второй акт «Тинбертина»?
— Ладно. — Я перешел на шаг.
Когда я вернулся к фургону Бена, он уже выпряг Альфу и Бету и чистил их. Я начал разводить огонь, окружив сухие листья пирамидкой из больших прутиков и веток. Закончив, я повернулся в ту сторону, где сидел Бен.
И снова молчание; я почти видел, как он подбирает слова. Наконец он заговорил:
— Что ты знаешь о новой песне своего отца?
— Той, которая про Ланре? — спросил я. — Не много. Ты же знаешь, какой он. Никто не услышит песню, пока она не закончена. Даже я.
— Я говорю не о самой песне, — сказал Бен, — а об истории, что стоит за ней. Об истории Ланре.
Я сразу припомнил десятки историй, которые мой отец собрал за последний год в попытках выделить общие звенья.
— Ланре был принцем, — сказал я. — Или королем. Кем-то важным. Он хотел стать могущественней всех в мире. И продал свою душу за могущество, но что-то пошло не так, и потом он вроде бы сошел с ума, или не мог больше спать, или… — Я остановился, увидев, что Бен отрицательно качает головой.
— Не продавал он души, — сказал Бен. — Это сущая ерунда. — Он тяжело вздохнул и словно сдулся. — Я все делаю не так. Оставим песню твоего отца. Поговорим о ней, когда он ее закончит. Впрочем, история Ланре может дать тебе кое-какую пищу для размышлений.
