Я – необитаемый остров | страница 5



Я поняла: есть книги мои и чужие. В чем разница? Мои мне разрешают рвать и мять. Значит, надо сделать так, чтобы у меня было много своих книг и никто не мешал бы мне их изучать.

А еще здорово спать у папы под боком. Или кувыркаться на ковре в большой комнате. О! Мыть руки, сидеть в воде с разными резиновыми утками, шлепать по ее поверхности так, чтобы брызги летели во все стороны. Задумчиво грызть сушку. Ну и еще много чего.

Количество запретов, правда, растет пропорционально приятностям. Книги не ешь, чай на пол не выливай, цветы из горшков не выдергивай…

Похоже, вместе с комплектом новых возможностей я приобрела целый комплект ограничений. Как будто нельзя было без условий обойтись, елки-палки. Ну ладно, раз такие правила игры, то надо каким-то образом извлечь из этого выгоду. Посмотрим еще, что можно сделать.

Я почти перестала невразумительно орать и пытаюсь повторять звуки, которые издают мама и папа. У меня получается. Я радуюсь, а мои родители (родители – это мама и папа) почему-то пугаются (пугаются – это когда страшно).

От чего им страшно сейчас?

Вообще-то для страхов, как вы уже поняли, в моем мире много разнообразных причин.

Я вот, например, чего только ни боюсь. Боюсь, что мама исчезнет. Однажды ее долго не было, и мне стало плохо. Не хватало ее тепла, и тоска по прошлому миру грызла меня изнутри. С тех пор мне страшно, что мамы не будет.

Еще я боюсь открывать шкафчик на кухне, потому что оттуда может свалиться мне на голову большая клетчатая кастрюля. Будет больно, а это мне не нравится. Еще я боюсь, что папа будет громко кричать в сторону мамы, и мама будет плакать. А когда мама плачет, все плохо. Нет ни тепла, ни любви. Элементарного внимания к моим нуждам и того нет, какая уж тут любовь.

Чуть ли не больше всего я боюсь, когда папа пьет горькую воду. Я думала, она вкусная, попробовала и чуть не вывернулась наизнанку от горечи. Мне жалко папу. Почему он должен ее пить? Когда он выпьет горькую воду несколько раз, он перестает быть папой и от этого мне очень страшно. Мой настоящий папа – другой. Он обнимает меня и смеется, щекочет волосами и крутит на руках. Иногда подкидывает высоко-высоко, так, что дух захватывает. А когда он пьет эту воду, то пытается делать то же самое, но у него не получается. Мне больно и неприятно. Один раз он меня подкинул и уронил. Ну, и что я должна была почувствовать? После этого я долго боялась подлетать из его рук, да и сейчас, хоть уже и не боюсь, но не получаю того удовольствия, как раньше. Жалко. От этой горечи одни неприятности.