Когда они вновь появились в комнате, на экране вспыхивало 400000. Эндрю трясло, и голова у него болела от шума игры. Глаза Марио горели лихорадочным блеском на его бледном лице. Рука, сжимавшая пистолет, дрожала. Он поворачивал голову из стороны в сторону.
— Я все еще что-то вижу. Кажется, демоны ползут за нами вслед.
Эндрю быстро повернулся, но ничего не увидел. Потом ему показалось, что он видит космического демона справа, но это оказалось лишь отражение Марио в зеркале. Глаза их встретились, и они пристально поглядели друг на друга.
— Фантастическая игра! Что ли, сыграем еще? — сказал Марио.
— Завтра, — сказал Эндрю. — Я не хочу, чтобы мама знала. А она через минуточку поднимется сюда.
Марио подумал. Потом кивнул.
— Встречу тебя возле школы. Пока!
Мама все еще говорила по телефону, проходя мимо, он услышал:
— Но как мне сказать об этом Эндрю?
«Сказать Эндрю? Что сказать Эндрю?»
Его застывший разум пытался внушить ему, что что-то было неблагополучно. Но он не мог понять, что и почему. Он пошел в кухню, а слова эти, почти лишенные смысла, эхом повторялись в его мозгу. Он поставил чайник, взял пакет шоколадного печенья из буфета, приготовил себе кофе и сразу съел пять печеньев. Когда он жевал шестое, он услышал легкий звон — это была положена на рычаг телефонная трубка.
— Эндрю, кто этот мальчик, что прошел только что?
Марджори вошла в кухню. Вид у нее был грустный.
— Так, знакомый.
— Он учится в твоей школе?
— Нет. Он раньше учился в моей.
— У него грубоватый вид, милый. — решилась она наконец.
«Грубоватый! — подумал Эндрю. — Слабо сказано».
Он пытался сообразить что-то своими замороженными мозгами и успокоить ее каким-нибудь образом.
— Он интересуется компьютерами. — сказал он. — Я разрешил ему воспользоваться нашим.
— Надеюсь, он его не сломает. Он что, иностранец?
— Я не знаю. По-моему, нет. Он говорит вполне как австралиец.
— Он очень черный. Как его зовут?
— Марио Ферроне.
— Это итальянское имя. Он, должно быть, итальянец.
— Да какая разница? — возразил он. «Чудно, — подумал он. — Я почти что готов защищать Марио».
Ему показалось, что Марджори хочет что-то сказать и боится сказать не то, что нужно.
— Папа придет к обеду? — спросил Эндрю, чтобы сменить тему.
Марджори помолчала, прежде чем ответить.
— Он уехал в Сидней на недельку.
— Почему же он ничего не сказал?
— Это получилось неожиданно, — сказала она.
Она помолчала немного, потом продолжала:
— Эндрю, ты знаешь, что мы оба очень тебя любим.
