И тогда возникла проблема – как разорвать сношения с этим кусочком хаоса, не задевая особо его чувства. Plaisir de rompre,[56]которая составляла для Мерфи главный смысл и оправдание поддержанию какого-либо общения с людьми, была полностью чужда Ниери. Он настаивал на том, что не достоин девицы Двайер, и делал это с помощью слов и поступков; хотя то был и затасканный приемчик, но он принес желаемые результаты. И прошло всего немного времени, прежде чем девице Двайер удалось осчастливить капитана авиации Эллимана, который отчаялся привлечь внимание девицы Фаррен из Рингсакидди.
А несколько позже, в марте, Ниери повстречался с девицей Кунихэн, и его отношения с ней можно было бы описать как своего рода запоздалое сожаление Дивеса по поводу Лазаря, правда, не нашлось Авраама, который замолвил бы за него словечко. Девица Кунихэн сказала, что ей жаль, но грудь ее, говоря метафорически, занята уже склоненной головой другого.[57] И тем не менее она призналась, что тронута и польщена вниманием, однако, увы, ее чувства отданы другому. Счастливчиком, как Ниери было сказано после того, как он пригрозил свою грудь приставить к смертельно опасному шипу, был господин Мерфи, один из его, Ниери, ученых сподвижников.
– Бог ты мой! – воскликнул Вайли.
– Да, он, эта аполлоническая,[58] астеническая[59] дылда, – простонал Ниери, – этот шизофренический спазмофил,[60] это он занял место на груди и в сердце этого ангельского создания Кунихэн. Как такое возможно?
– Удивительно. Мерфи – эта знаменито-никчемная и ничтожная личность, и вдруг такое, – подивился Вайли. – Он однажды со мной заговорил.
– Когда я видел его в последний раз, – продолжил свой рассказ Ниери, – он заявил мне, что копит деньги на аппарат искусственного дыхания для пьющих, который поможет ему поддерживать дыхание тогда, когда ему самому дышать уже надоест.
– А я вот вспомнил, как он выражал надежду, что я смогу спокойно вернуться к своей бутылке и никто меня уже не остановит.
Сердце Ниери, когда оно находилось не в приостановленном, а в обычном, рабочем состоянии, не только страдало от неразделенных чувств к девице Кунихэн, но еще и кровью обливалось, ибо Ниери пребывал в уверенности, что ее подло бросили. Ниери припомнил, как Мерфи хвастал, что устраивает свои амурные дела по принципам, установленным в «Печальном Пастухе» Флетчера,[61] а те выражения, которые он употреблял, говоря о девице Кунихэн, вполне красноречиво подтверждали, что он не выделял ее среди других как личность, заслуживающую особого к ней отношения. Мерфи ушел из Гимнастической Школы в феврале, приблизительно за месяц до того, как Ниери познакомился с девицей Кунихэн. И с тех пор у Ниери о нем никаких сведений не было, если не считать сообщения о том, что Мерфи видели в Лондоне, в Великий Четверг на Страстной Неделе перед Пасхой под вечер. Он лежал на спине на траве в Гайд-Парке, погруженный в летаргическое оцепенение, из которого его, несмотря ни на какие усилия, вывести не удалось.
