— Марк! — крикнул мальчишка, понимая — если тот не обернется, догонять бесполезно. Нет, можно кинуться вслед за братом, вцепиться в его тенниску — но Марк стряхнет младшего, как надоедливого жучка.
Но Марк обернулся, и даже остановился. Снег успел обернуться дождем, и Марк был весь мокрый, волосы прилипли ко лбу и щекам. Смотрел с удивлением и подозрением — с чего "папенькин сынок" помчался за ним, и торчит на крыльце, не обращая внимания на сырую кашу, падающую с неба?
— Прости меня, — выдохнул Ренни.
Марк ничего не сказал. Мотнул головой, отбрасывая капли с лица, усмехнулся и пошел прочь.
Скупыми мазками художник нарисовал картину.
Стоял, пустив корни в землю, небольшой каменный дом, а вокруг шуршала листва, начинали падать первые снежинки, перекатывал волны ветер — и кружился весь мир, подернутый дымкой скорого расставания.
Ренато сидел, прикрыв глаза, и думал. Сознание оставалось ясным все время, давно уже не испытывал такой четкости мыслей. Если он не сошел с ума и все выводы, которые сделал, правдивы, то, вернувшись в Лейвере, он обретет детство и, может быть, сохранит жизни восемнадцати молодым людям. А здесь ему остается год-два до могилы, если не меньше. Своим исчезновением из Лейвере он никого не уничтожил, он исчез один, сам по себе. А здесь… стереть с лица земли и заботливую Денизу, и умницу Микаэлу, и сыновей, — это убийство куда худшее, чем то, что совершил Марк.
С другой стороны… если этот мир выдуман им самим, то со смертью Ренато все перестанут существовать.
Но, может быть, если Ренато просто умрет, приняв естественный порядок вещей, они все останутся. По крайней мере, голос сердца этому не противоречил.
Смирись, говорил старик сам себе. Ты прожил хорошую, длинную жизнь… а хочешь прожить две?
Липы одуряющее пахли, всегда терпеть не мог этот сиропный запах, но иначе к дому от школы не пройти, только аллеей. Или кругом через целый район. Несколько дней — одно и то же, Ренни исправно учился, ничего не происходило, все было как всегда, вполне безоблачная и, наверное, самая скучная часть его прошлого.
А вот этой троицы старшеклассников, с лицами, не обремененными интеллектом, в его прошлом не было. Или забыл?
В их глазах читалась глубокая неприязнь к домашнему мальчику, наверняка примерному ученику, к его отглаженной рубашке, дорогой спортивной сумке со множеством карманов и молний.
