Восемнадцать роз Ашуана | страница 40
— Как-то нелогично. Зачем ввязываться, если заведомо проиграешь?
— Он был прав. Нельзя сидеть и терпеть. Станешь… овощем, а не человеком. Как все вокруг.
— Был прав, потому что воевал и с ним умерли товарищи? Без надежды?
— Потому что не стал прятать голову в песок.
— Не понимаю. По-твоему, лучше бессмысленно умереть, чем бороться?
— Лучше умереть, чем прятаться.
— Даже если потом победишь?
— Потом уже не будет. От тебя останется… половая тряпка. Лучше вовремя получить пулю.
— Что значит вовремя? Решаешь всегда сам. Человек или кто?
— Да что с тобой говорить… ты всю жизнь просидишь за мамой и папой, гордясь, какой ты умный.
Ушел-таки. Ну, хоть не разозлился, кажется, даже расстроился. Правда, что ли, хотел, чтобы поняли? Может…
Братец достался — не сахар… врагу такого пожелать, чтоб этот самый враг поскорее повесился. Но Марк умел думать, это открытие удивило Ренни.
Умел, и боялся оказаться неумным, лишним, униженным. И старательно защищался от всего мира.
"В детстве он гнал меня, потому что не верил и ревновал, а после… Если бы Марк чувствовал, что рядом есть хоть одно близкое существо… он бы не сделал этого. Особенно если это существо — юное и нуждается в опеке старшего брата. Но что я могу поделать, если в заботе Марка я не нуждался, и представить не могу себе такую нужду?!"
Снег засыпал подоконник, крупный снег, в сумерках похожий на сероватый сахар. Ренато сгорбился в кресле и разговаривал сам с собой. Через плечо поглядывала тишина; хороший дом, слишком хороший — не слышно позвякивания тарелок с кухни, и автомобилей не слышно. И даже голос брата не примерещится. Теперь он является воочию, и неясно, что делать с ним, и стоит ли делать что-то вообще.
Как — вопрос второстепенный, Ренато привык сперва обозначать задачу, выяснять ее целесообразность, а средства найдутся. Гору можно убрать и бесконечным движением волн, и динамитом.
"А где гарантия, что он, остановленный сейчас, не пойдет убивать через десять лет? Через пять? Нянька ты, что ли?"
"Гарантии никакой. Можно перечеркнуть имена погибших, будто их вовсе не было. А можно попытаться спасти. Всех. И Марка. И, может быть… может быть, он сумеет прожить хорошую жизнь".
Если бы Марк черпал удовольствие в боли других… если бы издевался над слабыми… может, не стоило бы уходить в мир собственных грез, потому что садист, сволочь, маньяк — это понятно. Будь Марк таким, трагедию Лейвере легче бы удалось пережить.