Но и в этом стал упрекать ее Никита Тихонович, которому хотелось так или иначе оправдать себя самого перед людьми и собой.
Наконец у него вышло неожиданное объяснение с Телепневым. Телепнев – натура прямая и честная – стал укорять Стрешнева за его отношение к жене, но был им резко остановлен.
– Молчи, Борис Романыч, – сказал он, – не тому судить меня, у кого на душе тоже есть свой грех.
– Какой? – резко спросил Телепнев.
И Стрешнев сказал ему, что он прекрасно видит, что его молодой гость любит боярыню. Телепнев не стал скрывать своих чувств, но сказал, что любовь его к Наталье Глебовне не имеет ничего похожего на преступную любовь Стрешнева к Марье Даниловне.
– Она еще преступнее, – возразил Стрешнев, – ты любишь чужую жену, а я – свободную женщину.
У них вышла ссора.
Марья Даниловна между тем не дремала. События назрели, ей надоело оставаться в неопределенном положении, и настало время действовать. Она позвала к себе вскорости карлицу и велела ей привести ночью цыгана.
– Слушаю, королевна моя дорогая. Сюды его по звать, что ли?
– Нет. Матришка, в дом не зови, ныне это не без опаски. Черт Телепнев подозревает меня и выслеживает… Зови его сегодня же ввечеру в сад.
К вечеру собиралась гроза.
Небо потемнело, и из почти черных туч, из которых порой срывались крупные дождевые капли, сверкала молния.
Глухие раскаты грома раздавались вдали. Сад зашумел, вода на озере колыхалась, и под ветвями деревьев стало темно и жутко.
Но Марья Даниловна решила идти на свидание. Цыган нужен был ей, как слепое орудие в ее руках.
Цыган, уведомленный карлицей, пробирался к месту свидания, когда неожиданно привлекли его внимание голоса из беседки, мимо которой ему надлежало проходить.
Он остановился со свойственным ему любопытством и с чутьем, что всякое обстоятельство может ему послужить на пользу.
В беседке сидели Наталья Глебовна и Телепнев.
Будучи убеждены, что в эту грозную ночь никто не может подслушать их и что они находятся в полной безопасности, они говорили довольно громко.
– Наталья Глебовна, – говорил Телепнев, – ведомо тебе, что я сызмалолетства любил тебя. Кабы не родители твои – царство им небесное! – быть бы тебе теперь моей, а не Никитиной женой. Недоброе дело сделали они с тобой, выдав тебя за него. Какую жизнь ты познала с ним? Распутный боярин слюбился с этой девкой, которая заколдовала его. У нас вышел с ним намеднись разговор… Наташа, – вдруг с чувством сказал он, – задумала ты идти в обитель. Что тебе, молодой, делать в обители со старыми изжившими жизнь инокинями? Жизнь не клином сошлась, и, ежели, как я думаю, ты имеешь ко мне доброе чувство, брось усадьбу и уедем с тобой… Боярин не вечен, да и болен к тому же, да и Машка сия скоро вконец изведет его…
