Секрет вверяю.
Цицерон
Он в руках надежных.
Тебе же, если Рим твоей заслуги
И не сумеет оценить достойно,
Воздаст сторицей собственная совесть:
Награда за добро - в самом добре.
Фульвия
Я шла к тебе не за наградой, консул.
Меня не честолюбие вело.
Цицерон
Ты доказала, что умеешь выбрать
Меж дружбою и благом государства.
Спокойна будь. За Курием послали,
И, если мне его вернуть удастся
К сознанью долга, я не покараю
Его из уважения к тебе.
Фульвия
Ручаюсь, что одумается Курий.
Цицерон
Вдвоем с тобой мы убедим его.
Входит ликтор.
Пришел ли он?
Ликтор
Да, благородный консул.
Цицерон
Ступай, скажи Антонию, что с ним
Я должен, ибо он мой соправитель,
О важном деле переговорить,
И передай, чтобы сюда немедля
С трибунами явился брат мой Квинт,
А Курия впусти.
Ликтор уходит.
Итак, надеюсь,
Мне Фульвия поможет?
Фульвия
Да. Ведь это
Мой долг.
Входит Курий.
Цицерон
Привет, мой благородный Курий!
Я должен побранить тебя. Дай руку.
Напрасно ты смутился: я - твой друг.
Ты видишь эту женщину? Ты понял,
Зачем ты вызван к консулу? Не хмурься,
Чтоб гром не загремел. Пусть прояснятся
Твой взор и мысли с этого мгновенья
Тебе здесь все желают лишь добра.
Как! Неужели ты, кому намерен
Сенат вернуть, насколько мне известно,
Права и званье члена своего,
Как и неблагодарному Лентулу,
Прости, что имя низкого глупца
С твоим назвал я рядом, - неужели
Ты, отпрыск славных предков, человек
Высокого рождения и чести,
Причастен к адским умыслам убийц,
Изменников, затмивших злобой Фурий,
Людей, идущих на позор и смерть,
Ибо отчаяние - мать безумья,
Людей, которым нужен только случай,
Чтоб с цепи смуту и мятеж спустить?
О, я краснею за тебя! Я жду
Не оправданий жалких, а признанья:
Свою вину смягчить порочный тщится;
Кто честен, тот ее стремится смыть.
Мы, силясь умалить свой грех былой,
Себе тем самым новые прощаем.
Смотри, вот та, чья преданность отчизне
Пример для консула, чья добродетель
Могла бы мне вернуть мой юный пыл,
В Теренции[69] моей рождая ревность!
Какую честь она себе снискала!
Какою бурей радостных приветствий
Ее встречать на стогнах Рима будут!
Как граждане тесниться станут к окнам,
Чтоб на нее взглянуть! Какую зависть
В матронах возбудит ее деянье,
Чей блеск затмит сверканье колесницы
Помпея, за которой в день триумфа
Прикованная Азия[70] пойдет!
Ее удел - прижизненная слава,
А после смерти имени ее
Столетья не сотрут, затем что будет
Оно, подобно статуе нетленной,
В сердцах потомков жить, когда и мрамор,
