- Но мы можем оставаться братом и сестрой, и тем не менее я могу быть твоей.
- Нет. Мы всегда будем вместе. Всегда. — Он стиснул ее руку. — Мы никогда больше не разлучимся.
- Но я хочу, чтобы… я хочу, чтобы ты… ты же не мой брат… В нас разная кровь. Я люблю тебя не как брата, разве ты не видишь? Я люблю тебя, как мужчину и хочу, чтобы та любил меня так, как мужчина любит женщину, чтобы ты взял меня, как мужчина берет женщину.
Ужас застыл в глазах Джарика. Торси перешла тот мост, который он боялся переходить.
- Торси! Ты не знаешь, что говоришь! Нет! Этого не может быть!
Торси зарыдала. Джарик боялся притронуться к ней. Ведь она могла подумать, что он притрагивается к ней, как мужчина, а не как брат. Нет! Как она могла сказать такое? Она его сестра. Она всегда была сестрой, и он не может изменить этого. Только она одна осталась у него. Они принадлежат друг другу. Ведь больше ничего нет, что принадлежало бы им или чему они бы принадлежали. Для них больше ничего не было. И она могла предложить ему такое! У него такое предложение не укладывалось в голове. Нет.
Он ощутил боль. Он хотел принадлежать кому-нибудь. Ом хотел быть нужен кому-нибудь, уважение — вот чего он хотел. Он хотел что-то делать. Он искал в своей душе осколки уверенности в своих силах, находил их и отчаянно цеплялся за них, как человек, застигнутый снежной бурей, цепляется за дерево. Человек должен иметь что-то незыблемое, что-то вечное, что должно поддерживать его.
Торси предала его, она внесла новое смятение в его душу, новую неуверенность. Он не был плохим человеком, он был уверен в этом. А хороший человек не может предаваться любви со своей сестрой.
Кроме того, он никогда не думал о ней, как о женщине. Она всегда была для него только сестрой.
Они вышли сразу после захода солнца, когда небо на закате еще алело. На спине Джарика был закреплен щит, а на плече он нес большое копье. На поясе его был меч. Он закрепил на поясе Торси нож, чувствуя через одежду ее кости. В руке он нес топор — деревянная ручка и сверкающее закругленное лезвие.
Снова они шли всю ночь. Им пришлось обойти жалкие строения, которые показались им деревней, и хижину дровосека, которая неожиданно выросла перед ними, такая же естественная, как сам лес, окружающий ее. Торси проявила удивительное хладнокровие, подойдя к хижине совсем близко, чтобы взять свежий хлеб, который лежал на крыше. К счастью, у хижины не было собаки, и Джарик сказал ей об этом. Но Торси хранила молчание.
