Зина вбежала в комнату с дымящейся кастрюлей в руках.
— Мир? Ну, вот и отлично. Ах, девочки и мальчики, какие мы все чудесные, хорошие, когда сидим рядышком и не царапаем друг друга коготками. У меня слезы на глазах от счастья и дыма — она поставила кастрюлю на серебряный поднос.
— Вот, мои дорогие, суп с чудесной засыпкой: мучная азбука. «А», «Б», «В», «Г», «Д»— специально для учащихся воскресных школ.
Она наклонилась к подруге:
— Не плачь, глупая. Всё будет отлично. Он окончит учительскую семинарию или даже землемерный, вы снимете уютную квартирку на Заиковке, а я устроюсь повивальной бабкой в ближайшем родильном доме. Ну, что еще может быть прекраснее? — И снова бросилась хлопотать у стола.
— Вы изучали когда-нибудь политическую экономию, Тимош? Нет? Напрасно. Там всё это прекрасно описано. Там совершенно ясно сказано, почему мы вас эксплуатируем и почему вы нас сбросите к черту. Хотела бы на это посмотреть, — она подвинула тарелку Тимошу. — Не обращайте внимания на мою болтовню, Тимош. Не думайте, что только у тех тяжело на душе, кто угрюмо молчит. Ну, вот, пожалуйста, любуйтесь, — Зина с укором поглядела на подругу. — Дорогая, салфетки в приличном доме подают не для того, чтобы вытирать слезы. Ох, это мне вырождающееся дворянство! Вот хлеб, Тимош. Хоть вы уж будьте настоящим человеком.
Она потчевала гостей, а сама не притронулась к тарелке.
— Знаете, когда наглотаешься этого керосинового духа или печного угара, всей этой проклятой стряпни!..
Так с большим или меньшим успехом они занимались каждое воскресенье. Иногда случались гости, порой приходилось перебираться в кухню — это не меняло положения — закон божий оставался законом божьим и требовал возлюбить друг друга, как самого себя, а «пифагоровы штаны» оставались пифагоровыми штанами и требовали математического обращения с треугольниками.
Тимош и «начальница» встречались все чаще, всё нужней становились друг другу. Он не мог ни о чем подумать, чтобы не вспомнить о ней, ничего не мог представить себе без нее, она стала неотъемлемой частью всей его жизни. Они больше не говорили о заводе, о месте в жизни, каждый как мог по-своему отстаивал свое…
Однажды она не явилась на занятия.
— Начальница расхворалась, — шутя пояснила Зина, — придется нам с вами на свой страх продолжать уроки.
Прошла неделя, еще неделя, Тимош не выдержал и заглянул в знакомый переулок — высокий частокол из крашеных брусьев, крашеные потемневшие ворота:
