Валя снова включила радио. Эфир молчал в шорохах, в свистах. Но и само молчание и шорох несли в комнату волны высочайшего напряжения.
Сегодня все равно не уснуть, как почти все эти ночи после падения Берлина. Долго ходила от окна до двери, а памятью шла по строчкам давно заученного письма:
«Так жалко, что не увидел тебя. Когда поезд повернул от Юрги на запад, а ты осталась на востоке, в Томске, сердце у меня как будто оборвалось. Встречу ли снова? А потом мне было очень некогда. Десятки боев, гибель товарищей, истерзанная земля… Во мне что-то обуглилось. Мне тогда казалось, что я редко вспоминаю о тебе, но теперь-то знаю, что ты всегда была со мной».
И совсем недавно он писал:
«До Берлина осталось 68 километров. Одер — мутная чужая река. Очень много работы. А какое ты платье носишь?»
Неужели это письмо в феврале писано? Как давно…
Или сон смежил веки, или просто какое-то бессилье опустилось на память. Вскинулась на тихий стук в дверь.
Вошел старичок почтальон, подал квадратик свернутой телеграммы. Испугавшись, что сейчас же неудержимо, вголос, расплачется, Валя негнущимися пальцами приняла телеграмму и, не распечатывая, положила ее на уголок стола. Почтальон долго копался в сумке, отыскивая потерянную квитанцию. Потом он ушел.
Думала, что нехватит сил притронуться к телеграмме. Но это продолжалось всего секунду. Между двумя короткими вздохами развернула бумажный квадратик и прочитала: «Был тяжело контужен. Теперь все хорошо. Не унывай. Павел».
Плохо помнила, как подошла к окну, как долго стояла, прислонившись щекой к стеклу. Незаметно села. В опущенных кистях рук тяжело билась кровь. Уже синело над черепицей ближнего дома. Положив голову на подоконник, так и уснула с лицом, обращенным в рассвет.
Солнце пригрело веки. Золотой квадратный столб косо ложился на разноцветный половичок. Радужный зайчик от зеркала вздрагивал на непомятой подушке. В руке Валя попрежнему сжимала помятый листочек телеграммы. Каким легким было это раннее пробуждение!
Совсем близко, по ту сторону окна, смеялось мокрое от слез личико Нины.
— Чудная!.. Какая чудная ты, Валя! Четыре года ждали и все в одно утро проспали… Сердце… Что с моим сердцем делается, Валя! А на улице!.. Посмотри, даже земля поет!..
Сколько было народу на улице в эту синюю солнечную рань! Какие звонкие песни! Напротив, прямо на кирпичной ограде, двое мальчуганов писали известью, огромными буквами:
«Победа!»
Валя прождала весь май. Скитский сразу же после дня победы принес ей букет душистых подснежников и с доверчивой улыбкой положил на стол.
