- Чтобы показать тебе свою квартиру, свою ванную, свои нижние юбки? Так?
- У нее не квартира, а собственный дом, притом великолепный, и не где-нибудь, а на Грин-стрит, в Парк-Лейне. И ванна у нее - не ванна, а мечта, из мрамора и серебра, прямо экспонат из коллекции Уоллеса - не скрою, я тоже видела; а уж нижние юбки - в первую очередь; и это такие юбки, которые тем, кто их носит, показать не стыдно: есть на что посмотреть. И деньгами - судя по ее дому и обстановке, да и по внешности, из-за которой у нее, бедняжки, бездна хлопот, - Бог ее, без сомнения, не обидел.
- Косоглазая? - с сочувствием спросил Байт.
- Страшна, как смертный грех; ей просто необходимо быть богатой; меньше чем при пяти тысячах фунтов такого уродства себе позволить нельзя. Ну а она, в чем я убедилась, может себе что угодно позволить, даже вот такой носище. Впрочем, она вполне-вполне: симпатична, любезна, остроумна - словом, великолепная женщина, без всяких скидок. И они вовсе не помолвлены.
- Она сама тебе так сказала? Ну и дела!
- Это как посмотреть, - продолжала Мод. - Ты и не подозреваешь, о чем речь. А я, между прочим, знаю: с какой стороны посмотреть.
- Значит, тем более: ну и дела! Это же золотая жила.
- Пожалуй. Только не в том смысле, какой ты сюда вкладываешь. Кстати, никакого интервью она давать мне не стала - совсем не ради того меня приняла. А ради того, что куда важнее.
Байт без труда догадался, о чем речь:
- Того, к чему я причастен?
- Чтобы выяснить, что можно сделать. Ей претит его дешевая популярность.
У Байта просветлело лицо.
- Она так и сказала?
- Она приняла меня, чтобы мне это сказать.
- И ты еще не веришь мне, что "жаворонки прилетели". Чего еще тебе нужно?
- Ничего мне не нужно - к тому, что есть; ничего, кроме одного: помочь ей. Мы с ней подружились. Она понравилась мне, а я - ей, - заявила Мод Блэнди.
- Прямо как с Мортимером Маршалом.
- Нет, совсем не как с Мортимером Маршалом. Я с ходу схватила, какая мысль у нее возникла. У нее возникла мысль, что я могу помочь ей - помочь в том, чтобы заставить их замолчать о Биделе, и для этой цели - так ей, видимо, кажется - я к ней просто с неба свалилась.
Говард Байт слушал, но, помедлив, вставил:
- Кого их?
- Как кого? Мерзкие газетенки - твою разлюбезную прессу, о которой мы с тобой все время толкуем. Она хочет, чтобы его имя немедленно исчезло с газетных страниц - немедленно.
- И она тоже? - удивился Байт. - Значит, и ее трясет от страха?
