Покончив навсегда со школьными занятиями, он вовсе не думал бездельничать. Он был прирожденным поклонником Сарасвати — богини науки и искусства; просто он не желал, чтобы к ее алтарю его вели насильственно, он хотел служить ей по своей воле. Вся атмосфера семьи подходила именно для такого свободного поиска знаний.
Дом в Джорашанко был подобен улью, куда собирался мед, полученный от разных цветов, диких и культурных. Поэты и ученые, музыканты и философы, художники и общественные реформаторы, гении и безумцы — все они жили одной большой семьей, а другие, подобные им, приходили извне. В доме ставились пьесы, написанные членами семьи, все время звучала музыка. Бенгалия переживала бурный процесс культурного возрождения; невиданную популярность завоевывали книги и литературные журналы, где печатались поэмы, романы с продолжением, переводы с иностранных языков. Юный Роби жадно читал все, что попадало в его руки, и внимательно слушал чтение и беседы старших.
Пробуждение сознания новой интеллигенции, в сочетании с приливом патриотических настроений привело к организации несколькими годами ранее, в 1867 году, культурно-политического празднества под названием Хинду Мела. Как и другие прогрессивные начинания в Бенгалки того периода, оно щедро поддерживалось семьей Тагоров. Мела может считаться предшественником Индийского национального конгресса, политической организации, которая под руководством Махатмы Ганди завоевала независимость Индии.
В феврале 1875 года юный Роби выступал с чтением своей новой патриотической поэмы на этом празднестве.[19]
Поэма появилась в англо-бенгальском еженедельнике "Амрита базар патрика". Воодушевленный успехом, он вновь добивается триумфа, прочитав другое стихотворение, "Прокритир кхед" ("Жалоба природы"), перед литературным собранием.
8 марта того же года скончалась его мать, Шарода Деби. Ему минуло тогда тринадцать лет и десять месяцев.
В ночь, когда умерла его мать, Роби спал в детской на первом этаже. "Не знаю, — вспоминал он, — в который час старая наша нянька вбежала в слезах и закричала: "Малютки мои, все для вас пропало!" Моя невестка увела ее прочь, чтобы уберечь нас от внезапного ночного потрясения". Утром, мальчик узнал о смерти матери, но не мог осознать, что это значит. Он увидел, как она лежит на кровати во дворе, и в облике ее не было ничего, что могло бы посеять страх в сознании ребенка. Она была как будто погружена "в глубокий и мирный сон". Только когда тело вынесли из дому, вспоминал он, "горе как ураган пронеслось в моей душе при мысли, что никогда уже она не войдет снова в эту дверь, не займется, как обычно, домашними хлопотами". Возвращаясь с церемонии кремации, он взглянул на дом и увидел отца на передней террасе, неподвижно застывшего в молитве. Эта картина, глубоко врезавшаяся в его сознание, помогала ему еще не раз переносить тяжелые утраты.
