Рабиндранат Тагор | страница 135
После коротких поездок с лекциями в Гамбург и Копенгаген он отправился в Швецию в ответ на давнее приглашение от Шведской академии. В Стокгольме Тагор присутствовал на постановке шведского перевода своей пьесы "Почта", его принял король Густав V, и он познакомился со многими выдающимися людьми, среди которых были Сельма Лагерлеф, Кнут Гамсун, Карл Брантинг (первый президент Лиги Наций) и знаменитый исследователь Свен Хедин, которым Тагор давно восхищался.
Из Стокгольма Тагор поехал в Берлин, где он выступил в университете 2 июня. "Лекция была отмечена сценами исступленного поклонения. В толчее, чтобы занять места, многие девушки падали в обморок". Число не попавших на лекцию оказалось так велико, что ее пришлось повторить на следующий день.
В Мюнхене Тагор встретился с Томасом Манном, Куртом Вольфом (своим немецким издателем) и некоторыми другими писателями и учеными. На здоровье Тагора сильно отразилась физическая и эмоциональная нагрузка от поездки в Германию, и он не чаял вернуться в Индию, в тишь Шантиникетона, но не смог отказаться от приглашения великого герцога Гессенского посетить Дармштадт.
Он также хотел встретиться там с немецким философом графом Германом Кейзерлингом, с которым познакомился в Индии в 1911 году.[88]
Он провел в Дармштадте около недели, в течение которой не было никакой официальной программы, ни приемов, ни лекций. Однажды его пригласили в клуб художников. Он пошел. Шумная комната была переполнена людьми, на столах стояли кружки с пивом, воздух был тяжелым от сигарного дыма. Члены клуба не встали, чтобы приветствовать гостя. Поэт, однако, справился с положением и, не выказывая никакой неприязни, вел себя с художниками легко и свободно, охотно отвечал на их вопросы. Пока он говорил, кружки постепенно убирались под столы, сигары стали гаснуть, и аудитория слушала его с почти благоговейным вниманием. Тагор позднее заметил, что никогда прежде не испытывал большего триумфа. В общем, неделя, проведенная в маленьком немецком городке, оказалась для него и спокойной и радостной.
Такой радушный прием, оказанный индийскому поэту в Германии, естественно возбудил подозрение в глазах Британии и Франции. Английский корреспондент "Дейли телеграф" писал, что "уважение, оказанное поэту в Гамбурге, было пропагандистским трюком, задуманным немецкими промышленниками, чтобы создать о себе хорошее мнение в кругах индийской интеллигенции с целью захвата индийских рынков". Французская газета "Л'Эклэр" писала: "Рабиндранат Тагор — это что-то вроде индийского Толстого. Как и можно было ожидать, Германия использует его для пропагандистских целей; и он восхваляет пангерманизм столь старательно и чистосердечно, что пресса за Рейном оказывает ему единодушный почет". Газета далее продолжает доказывать свое обвинение, цитируя следующее послание, направленное Тагором д-ру Рудольфу Эйкену, умышленно опуская "если": "Если такова судьба Германии — пройти через покаяние за грех нынешнего века и выйти очищенной и сильной, если она постигнет, как применить огонь, который опалил ее, чтобы осветить дорогу к великому будущему, к стремлению души, к ее истинной свободе, она будет благословенна в истории человечества".