За спиной у Симоны раздался голос Дидье:
— Плохая мысль, плохая.
Симона не стала обращать внимания на слова брата. Рэндалл явно не знал, что делать.
— Не знаю, миледи, — запинаясь, пробасил он.
Дидье пропел:
— Не делай этого, Рэндалл.
Симона улыбнулась воину своей самой неотразимой улыбкой.
— Я позабочусь о шкатулке, а вы можете заняться своими неотложными делами. Уверена, после возвращения лорда у вас масса дел, вы ведь командир его отряда.
Рэндалл выпятил грудь:
— Да уж, сегодня хватает беготни. — Он со вздохом посмотрел на шкатулку у себя под мышкой. — Ну ладно.
Симона хлопнула в ладоши и просияла. Дидье недовольно ворчал у нее за спиной.
— Но вы должны ее сжечь, миледи, — предупредил Рэндалл, передавая Симоне изысканно украшенную шкатулку. — Чтобы не осталось ни одной щепочки.
— Ну конечно-конечно, — пообещала Симона, забирая у него шкатулку, которая оказалась на удивление легкой. Симона невольно задумалась о ее содержимом, упрятанным под крышкой с маленьким замочком.
Рэндалл как будто прочел ее мысли и сунул в ладонь хозяйки крохотный ключик.
— И это тоже, — добавил он, потом моргнул и спросил: — А вы не будете ее открывать?
— Я не посмею, — заверила его Симона. Она поклялась и действительно не станет этого делать.
Она быстро оглядела комнату в поисках места, куда можно было бы спрятать шкатулку до своего возвращения, зашла за ширму и сунула ящичек под вчерашнее платье.
— Вот и все, — улыбнулась она Рэндаллу. — И забудьте об этом.
— Очень вам благодарен, — поклонился Рэндалл и с облегчением подал ей руку. — А теперь позвольте мне лично проводить вас к лорду.
Симона чувствовала, что сделала доброе дело, ведь ей хотелось, чтобы слуги и воины Николаса полюбили ее.
Она обернулась и выразительно ткнула пальчиком сначала на Дидье, потом на пол: «Ты остаешься в этой комнате».
— Ладно уж, — вздохнул брат. — Только ты недолго.
Симона подмигнула ему и захлопнула дверь.
— Эх, сестрица, сестрица! Что ты наделала! — пробормотал Дидье, обращаясь к пустой комнате.
— Вы хотели меня видеть, милорд?
Ник пристегивал ножны, а в дверях стояла Симона, свеженькая, хорошенькая, в общем, такая, какой была утром.
— Хотел, — ответил Ник, наблюдая, как она грациозно опускается на стул с прямой спинкой. Но откуда этот беспокойный блеск в ее глазах?
Барону не хотелось уезжать от нее. Ему казалось, что она похожа на чистый лесной ручей, чья прохлада наполняла свежестью весь замок.
Должно быть, Ник слишком долго разглядывал жену. Симона вспыхнула и с тревогой спросила:
