В голове билась одна неотступная мысль: «Кровь брата на мне, кровь брата на мне». Слова, мучительные и горькие, ритмично кружились в мозгу Ника, как вороны над полем сражения. И в этих словах была страшная правда. Все повторялось, как в кошмарном сне, — он снова возвращается в Хартмур с телом на носилках.
Мысли о леди Хейт, о маленькой Изабелле, о матери отдавались в груди давящей болью.
Носилки дернулись у него за спиной. Ник, не оборачиваясь, прокричал:
— Тот, кто уронит моего брата на землю, сам окажется в земле.
— Да, сэр.
— Простите, сэр.
— Не беспокойтесь, сэр.
— Ник, не будь дураком. Я говорил тебе, что могу сесть на лошадь, но ты же не слушаешь.
Ник, не замедляя шага, бросил через плечо:
— И ты истечешь кровью. Помолчи, брат, радуйся, что тебя несут.
Тристан слабо усмехнулся:
— У твоих добрых воинов не найдется эля? У меня от этой тряски пересохло во рту.
Ник услышал суету за спиной, брат кого-то поблагодарил. Раздалось бульканье, потом — удовлетворенный рык.
— Ты можешь по крайней мере не бежать?
Ник перехватил ручки носилок и продолжал быстро подниматься по склону к стенам Хартмура.
— Мы почти у цели.
Со стены закричали. Ник с облегчением вздохнул. Сейчас поднимут решетку, откроют ворота, за Тристана возьмутся женщины — мать, леди Хейт и Минерва. Его брат был пока жив, но рану он получил смертельную.
Короткий меч Донегала действительно попал Тристану в грудь — в левую половину. Благодаря кольчуге меч не задел сердце. Доспехи спасли жизнь Тристана, но именно в них сейчас крылась опасность.
Мощный удар вдавил железные пластины глубоко в грудь Тристана. Кольца рассыпались и острыми концами вонзились в рваную рану.
Ник полагал, что у брата сломано несколько ребер, а когда попытался вытянуть вдавившуюся в тело кольчугу из уже распухшей и покрасневшей кожи, из раны хлынула кровь. Тристан застонал и схватил его за руку.
— Господи, Ник. Оставь, — прошептал он. — В Хартмуре есть лекари получше тебя.
Они были почти у ворот. Ник с тревогой вглядывался в полутьму, но искал он не Хейт, не Минерву и даже не мать, а Симону. На этот раз, когда она выйдет его встречать, он обнимет ее, как положено. Поцелует, скажет, что любит, что потратит всю жизнь, чтобы сделать ее — и, если потребуется, Дидье — счастливыми.
И вот ворота распахнулись, оттуда вылетела Хейт и бросилась к носилкам, повторяя сквозь слезы имя Тристана.
Следом за Хейт вышли двое мужчин. Николас не знал их, не знал, что ему предстоит познакомиться с Жаном Рено и Шарлем Бовилем.
