Сказка из 'Разговоров немецких беженцев' | страница 8
Она было подумала, не вернуться ли ей домой и не восполнить ли утрату овощами из своего огорода, но, так ничего и не решив, продолжала свой путь и вскоре пришла на берег. Долго сидела она, поджидая перевозчика, и наконец-то увидела, что он причаливает к берегу со странным пассажиром. Из лодки вышел юноша, столь красивой и благородной стати, что она не могла вдосталь на него наглядеться.
- Что вы принесли? - крикнул перевозчик.
- Овощи, что задолжали вам блуждающие огоньки,- ответила она и показала ему свой товар.
Увидя всего по две штуки каждой овощи, старик рассердился и стал уверять, будто взять их в уплату не может. Женщина принялась его упрашивать, сказала, что ей не под силу вернуться домой, что на предстоящей обратной дороге ей не снести такого груза. Он упорно стоял на своем и уверял, будто отказывается не по собственной воле.
- То, что причитается мне, должно пролежать у меня девять часов, а мне не разрешено ничего принимать, пока я не отдам треть реке.
После долгих пререканий старик наконец сказал:
- Есть, правда, выход: я согласен взять шесть овощей,- а вы признайте себя должницей реки и поручитесь отдать ей долг, но тут есть для вас некоторая опасность.
- А если я сдержу слово, мне уже не грозит никакая опасность?
- Ни малейшая. Окуните руку в воду и обещайте в течение суток отдать долг.
Старуха так и сделала, но как же она испугалась, вытащив из воды черную, как уголь, руку! С бранью накинулась она на перевозчика, клялась, что руки были лучшим ее украшением, что она всегда их холила и, несмотря на тяжелую работу, сохранила белыми и красивыми. С великим огорчением разглядывала она руку и вдруг в полном отчаянии воскликнула:
- Да что же это за напасть! Рука-то гораздо меньше другой, того и гляди, совсем пропадет.
- Сейчас это только так кажется,- успокоил ее перевозчик,- а вот ежели вы не сдержите слова, рука и впрямь может исчезнуть, будет все уменьшаться да уменьшаться и в конце концов совсем исчезнет, но пользоваться ею вы все равно сможете, рука останется пригодной для всякой работы, но только ее никому не будет видно.
- Уж лучше бы она осталась ни на что не пригодной, да только бы никто этого не видел,- сказала старуха.- А впрочем, чего бояться, я сдержу слово, и тогда прощай и забота, черная кожа.
Сказав так, она быстро взяла корзину, и та сама поднялась
над ее головой и теперь свободно парила в воздухе, а старуха поспешила вслед за юношей, который в задумчивости брел по берегу.