Ульяша нахмурилась. Почему-то показалось, что она видела его раньше. Этот пламенеющий чуб…
И вдруг Анатолий покачнулся и упал туда, в гущу народа, за забор! Одно мгновение Ульяша смотрела остановившимися глазами на то место, где он только что стоял, а потом с криком бросилась вон из комнаты. Не помнила, как нашла дорогу, выскочила на крыльцо… Фенечка прибежала следом и схватила ее за руку, удержала, не давая броситься в толпу.
* * *
Бунтовщики повиновались своему атаману беспрекословно. А он распоряжался с замашками заправского полководца, вернее, командира осажденного гарнизона. Мигом были выставлены кругом караулы, назначен дозор. Кто-то из соратников атамана крикнул: с тех пор-де как погиб отставной поручик Бережной, правительственный сыщик забойного люда, можно никого не опасаться — однако Ганька его словно не слышал.
Выскочившая на крыльцо Ульяша сперва ничего не могла понять, не видела, где Анатолий, где другие, а потом разглядела, что несколько человек с вилами загнали в угол двора Петра и управляющего. Петр молча, яростно пытался обороняться ружьем, перехваченным за ствол, а Семен, попавши меж двух кольев, притиснутый к стенке, вдруг заорал во весь голос:
– Что делаете, мужики?! Пустите! Я свой! Я такой же крепостной, как и вы!
– Да какой ты свой? — насмешливо спросил один из подступивших к нему бунтовщиков. — От тебя житья никакого крещеному миру не было! Заедал всех, без хлебушка жрал!
– Да меня вон барин принуждал! — кричал Семен. — Барин и старая ведьма Ефимьевна! А теперь я им покажу! Я свое возьму! То, бывало, Семка молодому барину сапоги лизал, а теперь я его заставлю мне сапоги вылизать! А ну, начинай, Петр Иваныч!
Петр с такой силой оттолкнул прикладом нападавшего на него мужика, что тот не удержался на ногах, а сам в эту минуту кинулся к Семену и, несмотря на то что рядом были двое бунтовщиков, изловчился метко плюнуть ему в лицо.
Семен яростно завыл, утираясь и матерясь, а Ганька, заметивший эту сцену, крикнул:
– А ну, держите его!
Петра схватили, над его головой взлетели кулаки, но атаман приказал не трогать его и отошел к Анатолию, лежащему на земле. Его осматривал низенький сухонький дед, похожий на домового, весь заросший сивым волосом.
– Ну что, Силыч? — встревоженно спросил Ганька.
– Рана неопасна, — сказал старик, перевязывая плечо Анатолия куском чистой холстины. — Больше обожгло, чем поранило. Скоро очухается. Промазал стрелок, счастье молодого барина!
