Анатолий кивнул. Ему было неприятно иметь Петра своим конфидентом, но при этом молодая кровь гуляла, ударяла в голову. Воздержанность ему непривычна, всегда в родном имении к его услугам несчитаное количество на все готовых девок, которые, надо или не надо, на словах выставляют себя скромницами, а в постели блудят со всей удалью ко всему привычных поблядешек. Что делать, что делать, все мы люди, как говорят отцы священники, лишь от головы до пояса, а ниже… а ниже один сплошной грех!
Молодые люди расстались.
Однако ни в какую людскую Петр не пошел. Он направился в светелку, куда отнесли незнакомку, очнувшуюся утопленницу, и долго стоял, глядя на нее поверх головы хлопотавшей над ней девки, а потом вышел в коридор и, поймав за рукав первого же пробегавшего мимо лакея, приказал звать к себе Семена Сидоровича.
– Кого-с? — почти с ужасом спросил лакей, мысленно перебирая всю дворню. Никаких Семенов Сидорычей он не знал!
– Управляющего позови! — устало завел глаза Петр.
Лакей радостно осклабился:
– Чуму-сыромятника, что ль? Так бы и сказали, барин, сразу, а то, понимаешь, Семен Сидорыч… мне и невдомек!
В следующий миг он отлетел к стенке и схватился за щеку, горевшую от здоровецкой оплеухи.
– Какой тебе Чума-сыромятник? — гневно спросил Петр. — Забудь это прозванье! Называй его Семен Сидорычем, не то с тебя самого шкуру сдерут и мять станут еще сырую. И тебя звать станут Васька сыромятый, понял?
Устрашенный Васька вылетел вон, потирая опухшую щеку, и на крыльце столкнулся с Анатолием.
– Что это с тобой?! — изумился тот. — Никак на дверь налетел?
– Кабы на дверь… — всхлипнул Васька. — Барин пожаловал! А за что?! Пострадал я за правду!
– Это как же? — озадачился Анатолий.
Васька оглянулся, втягивая голову в плечи:
– Не, боюсь сказать…
Анатолия разобрало любопытство.
– Ну, пошли сюда, — он утянул Ваську с крыльца, повел вокруг дома: — Говори!
– Да, изволите ли видеть, назвал Семен Сидорыча, управляющего нашего, истинным его именем — Чума-сыромятник. А барин осерчал.
– Чума?! — изумился Анатолий. — Это что ж за имя такое? Крестили-то его как?
– Семеном крестили, но был он с издетска сыромятником, так же, как и отец его, и дед, ну и кликали его Сенькой-сыромятником. А четыре года назад, когда на скот чума нашла и немыслимо сколько коровенок попередохло, Сенька намял сотню кож, да повез в Москву, да там с превеликим барышом продал. Никто ж не знал, что кожи с чумной скотины. С тех пор и прилипло к нему — Чума-сыромятник да Чума-сыромятник.
