1 ИЮНЯ 1980 ГОДА. МОСКВА. 20.45
В домашнем кабинете историка и аналитика Политбюро ЦК КПСС Игоря Николаевича Волгина горел янтарный свет старомодной бронзовой настольной лампы в абажуре из золотистой мозаики.
Домашний кабинет, вечно заваленный рабочими бумагами со Старой площади, одновременно служил ему и спальней. Неуклюжий разухабистый румынский диван с бронзовой шелковистой обшивкой и отделанный рыжим орехом, чудом купленный в мебельном магазине как зарубежный дефицит, был загроможден увесистыми скоросшивателями и фолиантами букинистических изданий. И когда приходило время отхода ко сну, Игорь Николаевич, торопливо сгребал все это добро шершавыми ладонями крепких рук и просто сбрасывал на пол, отвоевывая у книг и бумаг территорию для сна.
Проснувшись в шесть тридцать, он торопливо приводил любимый диван в божеский вид, наскоро завтракал и спешил на Старую площадь. Выскакивал из московской подземки на станции «Площадь Ногина» (ее потом переименовали в «Китай-город») и с головой окунался в бумажную суету. Он обитал на втором этаже серого шестиэтажного «сталинского» дома за номером шесть, владея персональным кабинетом, и командой помощников, обитающих в так называемом «каминном зале» (от камина после многочисленных ремонтов осталось одно лишь название). Письменный стол Волгина был вплотную придвинут к окну, но он уже давно забыл о том, как выглядит солнечный свет. Правила внутреннего режима, заботливо сочиненные сотрудниками КГБ, строжайше предписывали во избежание лю-
бой утечки информации не поднимать «французские» шторы из белого жатого шелка и не открывать для проветривания окна. Подобных правил, доведенных до абсурда, было множество. Иногда Волгину казалось, что осторожные чекисты решили нарочно понаблюдать, как аналитическое управление, словно стая белых лабораторных мышей, будет выживать в условиях искусственного существования. Впрочем, видя, как бедные майоры вынуждены целыми сутками дремать на внутренних постах того же самого здания, где даже муха не пролетает, Волгин понимал, что и со своими родными кадрами Лубянка обошлась ничуть не гуманнее.
Впрочем, на КГБ Волгин был не в обиде. Его лучший друг, Петр Кирпичин значился видным полковником спецслужб, и почти круглосуточно бытовал на Лубянке. Да и сам Волгин, слава Богу, носил погоны, военное училище с Петей Кирпичиным они заканчивали вместе. Истфак МГУ стал для Игоря уже вторым образованием, гражданским. История была его страстью, он любил кропотливо ковыряться в архивах, благо от Старой площади до Исторической библиотеки на улице Забелина было рукой подать. Уже в летах, но всегда бодрый и подтянутый, Волгин часто шутил, что мол, если бы не Старая площадь да погоны, то пошел бы он заниматься исторической наукой.
