Мать, которая не могла сразу ему уступить, требовала, чтобы он сказал, куда девал такие большие суммы, ибо подарки составляли ничтожную их часть. К его ужасу, она показала ему подсчет, сколько недоставало в отцовской кассе; он не мог взять на себя даже похищение всего серебра, он клялся всем святым, что к золоту не прикасался вовсе. Мать очень рассердилась. Она стала выговаривать ему, что в ту минуту, когда, искренне раскаявшись, он, вероятно, мог бы стать на путь исправления и очищения, он пытается обмануть свою любящую мать запирательством и лживыми баснями. Ей ли не знать, что тот, кто совершил один проступок, способен и на другой? Наверно, у него есть соучастники среди его беспутных товарищей, быть может, и торговая сделка, которую он заключил, совершена на украденные деньги. Вряд ли бы он признался в своей краже, если бы случай не выдал его преступления. Она угрожала ему гневом отца, уголовным преследованием, изгнанием из порядочного общества. Но ничто его так не потрясло, как то, что со слов матери он понял: его связь с Оттилией стала предметом городских толков. Взволнованная до глубины души, мать ушла, оставив сына в самом удрученном состоянии. Он видел, что его грех обнаружен, что его подозревают в преступлениях более тяжких, чем те, какие он совершил. Как ему убедить родителей в том, что он не трогал золота? Зная вспыльчивый нрав отца, он опасался бурной сцены. Все сложилось противоположно тому, как он рассчитывал. Надежды на деятельную жизнь, на брак с Оттилией рухнули. Он уже видел себя отверженным семьей скитальцем, претерпевающим все невзгоды изгнания. Но даже не эти мрачные предвидения, ранившие его гордость, оскорблявшие его чистую любовь, были для него самым тягостным. Глубже всего его уязвила мысль, что его честное намерение, его мужественная решимость исправить суровым трудом и воздержанием свой грех, свое преступление не признаны, более того - превратно истолкованы. Предстоявшая ему печальная участь приводила его в отчаяние, и все же он не мог не сознавать, что он ее заслужил. Сильнее поразила его душу постигнутая им печальная истина, что одно-единственное злодеяние способно свести на нет самые добрые намерения человека. Горестное открытие, что все его благороднейшие стремления оказались напрасными, его сразило. Ему не хотелось больше жить.
В это мгновение душа его возжаждала помощи свыше. Он опустился на колени возле своего стула и, орошая его слезами, молил о помощи вседержителя. Молитва его была достойна внимания: тот, кто сам сумел возвыситься над своим пороком, кто употребил без остатка все свои силы на искупление совершенного, вправе уповать на помощь отца небесного в минуту, когда силы эти иссякают, когда все они уже израсходованы.
