Свежие мозги Леонарда на Старой площади оценили, и было за что. Он легко перевязывал узелки политических сюжетов, он дарил точные образы и с тихим удовольствием встречал их потом в президентских импровизациях… Юридически все это называлось «консультирование», а консалтинговая фирма удачно располагалась в теплых безналоговых краях.
Там же с некоторых пор обитали и еще несколько фирм г-жи Зуевой — в частности, та, которая оказывала имиджевые услуги одной российской алюминиевой компании и, чтобы никому не было обидно, одной нефтяной.
В глаза в тех компаниях никто не видел ни Зуевой, ни Песоцкого: это было кремлевским оброком. За поворот шарика давно капало крупными каплями, но — кому капало? Песоцкий заполнял какие-то карточки, привезенные рептилией из дальних странствий, и вроде было там про «совместное пользование», — но подробности, черт их возьми, подробности?.. Твердо помнил он только контрольный вопрос анкеты — «девичья фамилия матери».
Эдельштейн.
Анна Абрамовна Эдельштейн. Справа от входа, четвертый участок, второй ряд…
Мама пожалела бы его сейчас. Она всегда находила поводы для жалости. Он был везунчик, отличник и юный красавец, а она, бывало, отловит его у дверей, обнимет, и гладит по спине, и вздыхает… Как будто видела вглубь его жизни. Или она видела вглубь своей? — ей оставалось совсем чуть-чуть.
Песоцкий налил до края и быстро выпил. Не шабли бы сейчас нужно, ох не шабли!
Он пять раз втянул-вытянул анус. Ни черта это не помогло.
Он встал и вышел походить по песку. Лодки тупо стояли на песчанике, наверху было неправдоподобно звездно, — просто планетарий! Планетарий, портрет Кеплера, восьмой, что ли, класс, троллейбус «Б»… К черту! Нет планетария, и мамы нет, а есть Зуева, и этот дурацкий берег без моря, и стыдноватые деньги, лежащие у черта на куличках.
Если это еще его деньги.
Его, вроде бы, не слушали, но береженого бог бережет, и звонить в офшор Песоцкий собирался, уж конечно, не с мобильного… Да куда звонить-то? «Сим-сим» той безналоговой пещеры тоже был в ноутбуке!
И еще одна заноза торчала в этом месте — и очень болела, когда он о ней вспоминал, но об этом Песоцкий точно не хотел думать на ночь глядя… Нет уж, хватит на сегодня! Последний глоток шабли, чашка зеленого чая, в бунгало — и спать.
Хоть завтра-то к вечеру чемодан привезут?
Нет, все-таки это смешно, смешно…
* * *
Он хорошо выспался. Никаких муторных сюжетов, никакой тревоги и вины в мозжечке… Проснулся и лежал, глядя в светлый потолок — здоровый, совсем не старый мужчина, предназначенный для жизни, свободный от любви и от плакатов.
