Были эти слова как нож острый для Фаэливрина, и при мысли, что Ашурран грозит смерть, дыхание его прерывалось. Однако слова ее заронили в нем сомнения, что казнь необходима. И то верно, отчего бы не оставить Ашурран навсегда в Линдалаи, раз уж не хотят отпустить ее на свободу! Ослепленный любовью, не подозревал он, что Ашурран ответственна за сожжение Гаэл Адоннэ, и в битве Аланн Браголлах множество Древних положила, и еще опаснее станет, если ее освободить. Не в первый и не в последний раз любовь послужила причиной предательства, и лукавый соблазн пересилил долг и моральную стойкость.
Взял тогда юноша Фаэливрин воды из чудесного ручья в Великом лесу, навевающей мгновенный сон, продолжающийся несколько часов, и поднес ее стражам, охранявшим Ашурран, когда стемнело. Хоть Древние и не нуждаются в сне и могут ночью так же заниматься своими делами, предпочитают они в ночные часы уединение в своих жилищах, и города их становятся тихи и пустынны. Воспользовавшись этим, привел Фаэливрин коня, нагруженного припасами, и выпустил Ашурран из клетки.
В тот же миг схватила она юношу в объятия и стала целовать, не в силах оторваться от его нежных губ, и Фаэливрин трепетал в ее объятиях от страха и смущения, но еще больше — от ответного желания. И сказала ему Ашурран:
—Никуда я не поеду без тебя, мой серебряный эльф, роза лесов, лилия долин, и лучше мне умереть, чем разлучиться с тобой!
Не смог противиться ей юноша Фаэливрин, потеряв голову от любви, и сел с ней на одного коня, склонив ей голову на плечо, и она не выпускала его из рук ни на мгновение, как величайшую драгоценность. Фаэливрин помог ей запутать следы и направил коня на север, кружным путем, чтобы не нагнали их преследователи. И предавались они торопливым ласкам прямо в седле, а когда спешились для отдыха, стала им брачным ложем охапка сухих листьев под сводами Великого леса.
Познали они близость друг друга, и показалась она слаще меда, пьянее вина, и не могли они губы с губами разомкнуть, как умирающий от жажды не может оторваться от ручья. Отдал ей Фаэливрин свое кольцо, и по обычаю Древних достаточно было этого, чтобы стать ее мужем; у нее же не было кольца, чтобы дать ему, и сняла она простое железное колечко, служившее застежкой на одежде, и надела ему на мизинец.
—Когда придем мы в земли людей, осыплю я тебя золотом и самоцветами, — обещала она.
Но чем ближе были земли людей, тем печальнее делался юноша.
—Связаны мы незримой нить с великим лесом, будто пуповиной, и оттого называем его Грейна Тиаллэ — «лоно матери», и оттого неспособны долго прожить за его пределами. Зачахну я и умру, и даже твоя любовь меня не спасет.
