Мастерство поэтов высоко настолько, что при достижении необычайной насыщенности смысла они умело сохраняют классическую ясность и прозрачность формы.
Вот примеры того, как в пределы однострофного стихотворения поэты могут вместить целую человеческую судьбу. У Ю.Кузнецова это может быть притча с причудливой образностью и пронзительной стрелой смысла, как в стихотворении "Возмездие":
Я встретился с промозглым стариком,
Глаза слезятся: — Что с тобой? — спросил я.
— Мне в очи плюнул тот, кого убил я,
И плачу я с тех пор его плевком.
У В.Смирнова проникновенные и ясные стихи носят обычно больше афористичный, нежели притчевый характер:
Жизнь прошла деревенской страдою:
Жаркой, пыльною, полевой.
На работу ушла молодою,
А вернулась старухой домой…
Или вот ещё одно стихотворение, где Смирнов выражает смысл — важный, законченный в пределах векового многокольцевого времени нашей эпохи:
Былую Русь не воскресить из праха,
А будущее — тёмного темней…
Да, тяжела ты, шапка Мономаха,
Но ленинская кепка — тяжелей.
Теперь я хотел бы остановиться на интимной лирике поэтов, без которой представления об их духовных ипостасях останутся неполными.
Для лирического героя В.Смиронова значение женщины во времени и пространстве необъятно велико: "Ты в дом вошла, вселенски хлопнув дверью. Ты, как звезда, в мой мрачный дух сошла". Он ощущает женское начало в природе — "округлость нежная сугроба напоминает девичье плечо". Он, мрачный, оттого и светлеет, что женщина-природа дарит ему хмельное вино любви: "И пятится ночь: у меня на губах горят и не гаснут весны поцелуи". Он всегда в ожидании чуда, в надежде встретить лучшее из лучших воплощений женственности в природе. Он чутко схватывает малейшее из её проявлений, бережно копит в душе любую из примет:
Осторожно влетая в оконце,
Словно твой воплотившийся дух,
Возле зеркала вьётся и вьётся
Тополиный светящийся пух.
Когда в его судьбу входит избранница, поэт предполагает в ней божественность, готов преклоняться перед ней. При всех перипетиях интимных отношений в памяти поэта она остаётся такой, какой он воспринял её впервые:
А ты была безликой берегиней,
Берёзой белой совесть берегла.
А ты была небесною богиней,
И золотой змеёй во мху была.
Пробужденье поэта к новой жизни всегда сопровождается благодарностью, каждый миг с любимой рождает в его душе аккорды мелодий земной любви. Он осознаёт мгновенность самого своего существования на Земле: "Я живу не на этой планете — я на этой планете умру". Потому и умеет ценить любой миг, приносящий облегчение и радость: "Может, всё-таки камень могильный эти бабочки стащат с меня?" — никогда не теряет поэт последней спасительной надежды.
