— Чем, собственно, вы наполняете свою жизнь? — спросила Рената, рассеянно играя веером.
Вандерер сделал гримасу.
— Я ничего не делаю, а теперь менее чем когда-либо. Мое единственное занятие — ходить каждый день после обеда в картинную галерею, где я и остаюсь, пока не стемнеет.
— Я хотела бы вас кое о чем попросить, — торопливо сказала Рената. — Только не сердитесь на меня.
Ей хотелось знать историю Гизы.
Вандерер побледнел. Он мог бы сказать, что ему ничего не известно; но какое-то смутное чувство заставило его рассказать все, что он узнал от Зюссенгута.
Когда он окончил, Рената продолжала неподвижно сидеть, мрачно глядя в огонь камина.
— Я не понимаю этого, не понимаю жалкой охоты исключительно за телом, — произнес Вандерер после некоторого молчания. — Не знаю, я этого не испытал, но мне кажется, что если бы я любил женщину, то малейшее проявление ее внимания было бы мне так же дорого, как и ее поцелуй.
— Вы говорите, что никогда еще не испытывали этого? — тихо сказала молодая девушка, не отрывая глаз от огня.
Вандерер чуть заметно нагнулся вперед и покачал головой.
— Никогда. — Теперь он тоже смотрел на огонь. — Я, как и вы, ищу.
Рената вздрогнула, словно от внезапного холода.
— Пойдемте в зал, — сказала она, поднимаясь. «Какая у нее нежная и белая кожа», — думал Вандерер, идя сзади и любуясь обнаженными плечами девушки.
Графиня играла Шопена, опус 37. Но это было похоже на что угодно, кроме Шопена. Потом Адель Терке спела романс: «Я слышал журчанье ручья». Ее голос был острым, как битое стекло.
В одиннадцать все начали разъезжаться. Рената проводила герцога до дверей. Девицы трещали без умолку; баронесса спешила закончить рассказ о похождениях Тигра. В душе Вандерера презрение боролось с грустью. Шел дождь, поэтому он застегнул пальто и поднял воротник. У крыльца молча стояли кучера, и ветер развевал их желтые пелерины.
— До свиданья, Рената, — сказал герцог.
Девушка протянула ему руку, чуть заметно улыбнувшись, и обернулась к Вандереру, который ожидал очереди проститься с нею. Ее обнаженным плечам было холодно в прихожей, и она убежала в гостиную, шутливо щелкая зубами.
— Ну, сегодня у нас был очень удачный вечер, — сказала фрау Фукс. — А теперь, девочки, нам пора спать.
Последние слова относились к Лони и Марте, у которых было столько секретов, что, казалось, им не пересказать их до утра. Они спали наверху в мезонине, обычно на одной кровати, так как было страшно спать порознь, и к тому же некоторые секреты можно было передавать только шепотом, закрывшись с головой одеялом.
