О Параклит [14] божественный,
Любовный дар Всевышнего,
Огнь горний, миро дивное
Таинственных помазаний!
А на нем был сюртучишко, старый, перештопанный матушкой Розиной и квартирной хозяйкой, у которой снимал в Ольмюце угол. Сюртучишко был расстегнут специально, чтобы не получилось заминки, когда прелат будет срывать с Иоганна мирскую одежду.
И у Рамбоусека расстегнут. И у Циганека.
А под сводами плыло:
Умы возвысь к служению,
Сердца зажги любовию,
Восполни немощь плотскую
Избытком силы Божией!…
В тот момент, когда аббат сорвет сюртук, вся прежняя жизнь кончится. И тотчас же на него накинут сутану, и как только ее накинут, начнется другая жизнь, в которой у него даже имя будет другое. И он не будет больше принадлежать себе. Он не будет даже принадлежать своему сословию. Даже кайзеру он будет принадлежать уже не так, как прежде, не как принадлежат ему подданные-миряне.
Потому что он теперь будет принадлежать церкви.
Монастырской общине святого Томаша.
Ордену святого Августина.
Риму. Папе.
Но не себе.
Через семь лет ему взбредет в голову не очень-то к месту объяснять, почему он решился перейти из одной жизни в другую, почему рассек свое бытие стеной — высокой и сложенной так же прочно, как сложены из аккуратных, друг к другу тщательно подогнанных кирпичей древние стены святого Томаша и страшные стены высящегося над монастырем и над всем Старым Брюнном замка на горе Шпильберг — знаменитого на всю Европу замка, к которому по ночам в каретах с наглухо зашторенными окошками жандармы привозят закованных в цепи итальянских карбонариев и польских патриотов, чтобы никто и никогда более не услышал их голосов.
В двадцать восемь мало кто уже принимается переосознавать прожитое — не тот возраст. Да и ему в 1850 году было не до мемуаров, не до разговоров с историей, и ему никогда вообще не приходило в голову лукавить, как подчас лукавят, адресуя свои слова будущему.
У него была своя определенная забота, свои хлопоты, очень простые: надо было получить разрешение сдать экзамены на право преподавать в школе.
И он писал будничные официальные бумаги. Прошения. Писал так, как полагалось.
А в ту пору, как и ныне, уже полагалось, например, представлять в иные инстанции автобиографию, написанную по установленной форме. Однако объяснить, почему он поступил в монастырь, форма не требовала. Она требовала лишь точных сведений о родителях, о сословии, имуществе, вероисповедании, о всех местах, где прошивал пишущий автобиографию.
