Что до господина штатгальтера барона фон Поссингера, господина ландесгауптмана и советников, то они, естественно, пешком на кладбище не отправились и в свои кареты и коляски уселись еще до выноса тела из костела. Штатгальтер и ландесгауптман уже воздали аббату аббатово тем, что побывали на панихиде, да и советники не обязаны в конце концов битый час плестись в своих колясках в хвосте вереницы экипажей, замыкавших шествие. Можно просто к нужной минуте приехать на кладбище, использовав этот час хотя бы для того, чтобы выпить доброго кофе.
Еще 6 января днем по телеграфу советники известили коллег в министерстве культов и просвещения о завершении «Аферы Менделя», которую малочисленные сторонники прелата называли «Войной за Право». Впрочем, министерство и без них узнало бы об этом немного спустя из газет: поместили некрологи «Wiener Zeitung» и даже «Das Vaterland» [12]. А осведомители сообщали, между прочим, что патер Мендель называл «Das Vaterland» грязным листком и не позволял слуге даже класть эту газету на его стол… Но смерть прелата, да такого непокорного, как-никак большое событие.
И еще министерству было сообщено также, что наиболее вероятный кандидат на аббатский пост — патер Ансельм Рамбоусек, видимо, ликвидирует неуместный конфликт, столь неприятно подрывающий авторитет властей.
Но во всех этих официальных сообщениях, некрологах, надгробных речах и досужих разговорах не прозвучало самого главного.
Никому и в голову не пришло, что из жизни ушел истинный гений и человечество, о котором было помянуто в «Tagesbote aus Mahren und Schlesien», вправду понесло невосполнимую утрату.
Грегор Мендель, по свидетельствам знавших его, действительно был добрым и приятным человеком, но мало ли добрых людей живет на земле, мало ли их умирает?
Он был слугой церкви и за сорок лет в общем ничем не скомпрометировал своего «мундира», хоть и не выказывал излишнего рвения. Таких слуг у церкви, говоря объективно, было тоже немало, но их обычно не помнят. Помнят либо рьяных, либо компрометирующих.
Он достиг высокого церковного и в известной мере политического поста и сделался директором местного банка, хотя как политик и финансист он был недостаточно дальновиден. И таких тоже было много за века.
Но спустя годы после его смерти вдруг оказалось, что он был великим ученым, прорвавшимся в неведомый отсек природы. Причем не дилетантом, которому посчастливилось случайно наткнуться на драгоценную находку, а широко эрудированным исследователем, чей оригинальный ум сумел точно задать живой природе один из коренных вопросов ее бытия, и в последовательном титаническом труде получить четкий однозначный ответ, и снова извлечь этот ответ из перекрестных экспериментов, и понять его место во всей системе человеческого знания, и заложить всем этим фундамент новой области поиска, имя которой «генетика» — наука о наследственности.
