Аберистуит, любовь моя | страница 28
Иа отхлебнул пива и заговорил:
– А у тебя что? Есть работа?
Я задумался:
– Заходил кое-кто в пятницу. Розыск пропавшего. Эванса-Башмака.
Иа зашипел, словно обжег себе палец.
– Ты взялся?
– Трудно сказать. Нет, кажется.
Он кивнул:
– Это мудрее всего.
Я покачал головой:
– Не знаю. Я отказал клиенту, но, похоже, все-таки вляпался в дело. Зато мне не платят – я бы не сказал, что это мудро.
– Хорошо.
Я взглянул на него. Он по-прежнему глядел в пустоту перед собой, но разговаривал со мной. И что именно тут хорошего?
– Что хорошего?
– Если стал кому-то помогать не за деньги, стало быть, резон посерьезней денег. Когда я служил в Органах, мы делали свое дело за совесть, а не за деньги. Дураки бы мы были, если б рисковали своими головами за деньги – потому что нам не платили. Разве что самую малость.
Я сделал глубокий глоток. Отличное тут пиво.
– Беда в том, что я не знаю, почему я это делаю – из чистоты побуждений или из чистой дурости.
– Зачастую разницы нет, – сказал Иа.
Возвращался я коротким путем мимо ратуши и тут услышал впереди позвякивание Пикеля и его ключей, хотя было далековато и джином не пахло. Карлик передвигался сгорбившись, странными скачками, как гориллы из фильмов о Планете Обезьян. Повинуясь какому-то инстинкту, я остановился посреди площади и нырнул за сланцевый постамент конной статуи Лавспуна. Выждал, пока Пикель скроется в боковой двери часовой башни. Там на звоннице он и жил своею странной жизнью: мылся в старой жестяной ванне, куда собирал дождевую воду, кашеварил в котелке, пожертвованном обществом «Шали и Ведовства». Пикель учился в школе в одно время со мной, но мы его там редко видели. Он по большей части уроки прогуливал и валандался по Площади, с курьезной любовью поглядывая на башенные часы. Эту эмоцию трудно объяснить, разве что в терминах трактирного психоанализа, который рассматривал ее как эрзац материнской любви, – при том, что подлинный продукт давно уже продан матросам в Гавани. Пикель занял место смотрителя городских часов после того, как его предшественник мистер Домби свалился в механизм и погиб. Для Аберистуита это было равнозначно убийству Кеннеди, и поскольку ушла целая неделя на то, чтобы счистить останки с шестеренок, время и впрямь на какой-то период остановилось. Многие считали, что смерть мистера Домби так же вероятна, как гибель пожарника под колесами пожарного фургона. Но полиция с удовлетворением констатировала, что в происшествии нет ничего подозрительного. Хотя даже полицейские не могли отрицать, что в тот день в башне витал странный запашок джина, а мистер Домби был человек непьющий. Но кто-то же должен заводить часы.