– Скорее всего имела место ошибка, – безучастно высказался невропатолог. – Не может быть, чтобы она пережила клиническую смерть. При столь долгом отсутствии кислорода у нее по меньшей мере должны обнаружиться серьезные поражения головного мозга. Даже если допустить самые невероятные варианты, а мы оба всякого навидались, ее мозг не мог остаться невредимым, если сердце не билось предположительно в течение часа, а значит, столько же времени в организм не поступал кислород. В ее случае я не вижу ничего, что объяснило бы потерю речи. Может, она и раньше не разговаривала, не исключено, что она немая. Вы не пробовали кинетическую речь?
– Если б она была немой, то сама попыталась бы объясниться с нами с помощью знаков, – резонно заметил хирург. – Она же этого не делает. Ни на каком языке не говорит, ничего не пишет, не рисует и никак не показывает, что слышит нас. Я бы сравнил ее состояние с аутизмом, для которого симптоматично нарушение коммуникации, но это маловероятно, поскольку больная всегда выдерживает глазной контакт и делает все, о чем бы ни попросили ее медсестры. Она, безусловно, понимает, что ей говорят. Она взаимодействует с окружающими. Просто избегает общения. Должна же тому быть какая-то причина.
– Я, во всяком случае, ее не вижу. – Невролог вздохнул. – Она так смотрит на нас… словно все мы – иная форма жизни, которую она изучает. Ведь мы не общаемся с бактериями, и она так же с нами.
– Точно. Мы для нее бактерии.
– Она не первая больная, которая так считает. Мой вам совет: пригласите к ней психолога. У нее ведь серьезная травма, даже по нашим медицинским меркам. Возможно, ей нужна подобного рода помощь.
Травма? А была ли она? Чертовски травматично было то, что произошло до этого, но сама смерть… нет. Как ее проткнуло деревом, она не помнила. Она знала, что это случилось, смутно помнила себя, но в целом была довольна, что пережила смерть, – иначе не встретилась бы с Олбаном и не поверила бы, что земное существование еще не все и за порогом жизни человека ждет продолжение, другая обитель, которую ей было суждено посетить. И люди правы, когда говорят о смерти как о «переходе в мир иной», ибо душа человеческая переходит в иное измерение. Познав это, она испытывала неизъяснимое успокоение.
Психолог, доктор Бет Роудз, просившая называть ее просто Бет, несколько раз приходила побеседовать с ней. Бет была привлекательной женщиной, но с семейными проблемами, поэтому голова ее была забита в первую очередь ими. Дреа-Энди (или Энди-Дреа? Кто теперь на первом месте?) подумала, что доктору Бет следует заняться своими, такими важными для нее, делами: сесть с мужем вдвоем и все наконец решить – ведь у них двое детей и они любят друг друга. И уж после этого внимание доктора Бет будет всецело принадлежать ее пациентам.
