Голос его упал, и он, нагнувши голову, стал искать в боковом кармане папиросницу.
Теркину сначала не хотелось возражать. Он уже чувствовал себя под обаянием этого милого человека с его задушевным голосом и страдательным выражением худого лица. Еще немного, и он сам впадет, пожалуй, в другой тон, размякнет на особый лад, будет жалеть мужика не так, как следует.
- Церквушка! Лампадка! - вырвалось у него. Эх, Борис Петрович! Нет у него никакой веры. А о пастырях лучше не будем и говорить.
Он махнул рукой.
- Да у него своя вера. Поп сам по себе, а народ сам по себе.
- В том-то и беда, Борис Петрович, что православное-то хрестьянство в каком-то двоеверии обретается. И каждый из нас, кто сызмальства в деревне насмотрелся на все, ежели он только не олух был, ничего кроме скверных чувств не вынес. Где же тут о каком-нибудь руководстве совести толковать?
Теркин опять махнул рукой.
- Все это верно, голубчик, - еще тише сказал писатель. - И осатанелость крестьянской души, как вы отлично назвали, пойдет все дальше. Купон выел душу нашего городского обывателя, и зараза эта расползется по всей земле. Должно быть, таков ход истории. Это называется дифференциацией.
- Читывал и я, Борис Петрович, про эту самую дифференциацию. Но до купона-то мужику - ох, как далеко! От нищенства и пропойства надо ему уйти первым делом, и не встанет он нигде на ноги, коли не будет у него своего закона, который бы все его крестьянское естество захватывал.
- Вы и тут правы, - выговорил писатель, и обе брови его поднялись и придали лицу еще более нервное выражение.
- Борис Петрович! - раздался громкий голос капитана из-за рубки. - Чай простынет, пожалуйте!
Он подошел к ним.
- Заговорились? А вы, Василий Иванович, не откушаете?
- Я только что пил.
- Пожалуйте, Борис Петрович! Мне, грешным делом, соснуть маленько хочется. В Нижнем-то надо на ногах быть до поздней ночи. Вы ведь до Нижнего?
- Да, голубчик, там погощу денька два-три у одного приятеля и в Москву по чугунке.
- Так пожалуйте!
- Сейчас, Андрей Фомич, - отозвался Теркин. - Эк, приспичило. В кои-то веки привелось мне встретить Бориса Петровича, и разговор у нас такой зашел, а вы с вашим чаем!..
- Сию минутку, - просительно выговорил писатель. - Налейте мне стаканчик. Я люблю холодный. И лимону кусочек.
- Ладно, ладно.
Капитан скрылся за рубкой. Они немного помолчали, и Теркин заговорил первый.
- Хороший парень Андрей-то Фомич! Жаль, что на таком дрянном суденышке ходит, как этот "Бирюч". И глянь-ка, сколько товару наворотил. Хорошая искра попади вон в те тюки - из нас одно жаркое будет.
