Деды критически осмотрели мой прикид, поцокали языком, осмотрев не по сроку службы ушитую шапку, немного подтянули ремень и в целом остались довольными видом новоиспеченного сержанта. После ужина они пообещали мне подарок по случаю возвращения — ночной наряд на чистку картошки в столовой в компании таких же «молодых» как и я. А народу нашего призыва в эскадру за время моего отсутствия прибыло изрядно. Работать мне было не в падлу, зато это была хорошая возможность познакомиться со всеми новоприбывшими. Часов до двух ночи мы ковыряли проклятые глазки (саму картошку чистила, а больше портила чудо машина, напоминавшая большой электронаждак, установленный вертикально, мы лишь дочищали после нее). Зато отожрались на славу — в столовой было чем поживиться.
О столовой стоит сказать отдельное слово. Это было здоровенное мрачное и высокое одноэтажное здание, выкрашенное в серый цвет. Поварами работали в основном узбеки и несколько человек гражданских — толстые крикливые бабищи с красными распаренными лицами, каждый вечер сгибавшиеся под тяжестью огромных сумок и авосек, которые тащили домой. Я как то даже позавидовал им — мне бы хотелось иметь хотя бы ноги такой толщины, какой у них были здоровенные ручищи. Встретиться с такой теткой в темном переулке было страшновато — укатала бы враз. К тому времени стеклянная посуда (как выяснилось, память о какой-то показухе) напрочь исчезла, ложки и вилки стали алюминиевыми, да и посуда тоже. Качество жратвы заметно ухудшилось. Как-то я забрел в цех, где стояли здоровенные котлы и непосредственно изготовлялась эта самая пища и веселый узбек-повар на моих глазах открыл крышку одного из них и преспокойно выжал в чай тряпку, которой только что протирал пол. "Диля цвэта" — сказал он и добавил "никаму не скажи, пиздули палучышь!" и подмигнул мне. Дня три я к чаю не прикасался, но потом просто забил на это. Точно так же было и с жареной рыбой, когда мы, находясь в очередном наряде по столовой, решили ей поживиться в кладовой, от которой у нас оказались ключи. Открыв дверь и включив свет, я сначала не поверил своим глазам — на противнях с рыбой сидело десятка два здоровенных крыс и неторопливо жрали эту самую рыбу. На наше появление они отреагировали довольно вяло — неспешно разбежались кто куда, волоча в зубах недоеденные куски. Армейские столовские крысы (как впрочем и их двуногие родственники) отличались невероятной наглостью и почти полным иммунитетом к человеку — они никого не боялись, были толсты, задасты, я самолично дал однажды пинка одной особо раскормленной особи, зад которой попросту застрял в дыре, куда она пыталась скрыться. На заднем дворе столовой (редкостный свинарник) они вообще чувствовали себя полноправными хозяевами, даже тетки-поварихи их боялись.
