Но порою и их злила роскошь в доме Хорвата, и тогда они тоже отпускали колкие шутки по его адресу, на которые, впрочем, будучи человеком добродушным, он не обращал внимания.
— Ничего, — говорил старик, — дворянству, как и холодцу, нужно время, чтобы застыть.
Следует признать, что было в нем кое-что от выскочки, этакое чванство, потому что он всем обязан был только самому себе. Пришла же ему, например, в голову дурацкая прихоть переделать свой дом на манер небольшого средневекового замка. Даже если такая фантазия и не вызвала бы всеобщего возмущения, было по меньшей мере опасным делом бравировать подобными вещами после Робеспьера и Марата! И пусть возведет он башню из мрамора, пусть покроет ее серебром — все равно не то. Вот, например, в доме Берната никакой особой роскоши нет, только фасад украшен четырьмя колоннами, а все же дом многого стоит хоть бы потому, что в одной из угловых его комнат однажды проездом из Капоша почивал сам Ференц Ракоци с супругой. Больше того! Князь забыл в доме обитый медью ларец, в каких путешествовавшие магнаты возили в ту пору деньги (разумеется, пустой). Кроме того, утром, когда паковали вещи, фрейлины княгини (эти уж поистине даром ели хлеб!) Умудрились оставить в комнате корсет своей госпожи [Эти две реликвии до сих пор хранятся у Дежё Берната, сына Жигмонда Берната. (Прим. автора.)]. Удивительно, как он только сходился на ее талии, зато выше, на груди, он раздавался вширь.
Судите сами, мог ли господин Хорват построить дом, подобный тому, в котором княгиня Ракоци забыла свой корсет? Конечно, нет!
Но Хорват не смущался и корчил из себя настоящего владельца замка, поступая подобно обезьяне в доме Дёри, которая, увидев однажды, как сапожник снимает мерку с изящной ножки баронессы Маришки, тоже протянула мастеру свою лапу.
Миклош Хорват соорудил башню, подъемный мост, и, когда он бывал дома, над башней поднимали флаг с гербом Хорвата, изображавшим воловью голову. (Н-да, император Франц и тут не изменил своему обыкновению расплачиваться за тысячу волов одним!) Только все же куда красивее был герб Бернатов — на голубом поле пронзенная мечом нога!
Когда Хорват садился обедать, в замковой башне трижды трубили в рог, — словно для того, чтобы все село, заслышав этот неблагозвучный призыв, говорило: "А, у Хорватов уже суп подают". Несравненно приятнее для слуха благородный звон двухсотлетней серебряной посуды в доме Берната, особенно если он сопровождается звоном столетнего фарфора.
