— А без толпы пусто… и скучно.
— А что и в толпе? Созерцать калмыцкие обличил?
— Почему калмыцкие?
— Наша толпа всегда имеет вид азиатчины: фигуры топорные, лица не европейские… Право, Европа кончается там, на рубеже.
— А у нас что ж, Азия?
—.Нет, так, просто шестая часть света… А все-таки хорошо, что взгромоздили этот вал. Можно позволить себе невинное удовольствие подниматься от земли все выше и выше. Это окрыляет душу Город, с его пылью и грязью", внизу, под ногами, — дышится гордо и весело. После житейской мелочи и пустяковины только вот здесь и даешь себе утешение.
— Есть другие утешения в жизни! — воскликнула Клавдия.
— Какие?
— Любить, испытывать страсти, гореть с обоих концов, наполнить пылом и борьбой каждую минуту. Логин вяло улыбнулся.
— Где уж нам! Нервный век, силенок не хватает. Нам ли, с нашим темпераментом разочарованной лягушки, в приключения пускаться!
Лицо Клавдии бледнело. Она порывисто спросила::
— Чем же вы жили до этого времени? Теперь у вас есть замысел, и он даст смысл жизни. А раньше?
— Я искал правды, — тихо ответил Логин. Напряженное состояние Клавдии сообщалось и ему. Лицо его приняло грустнострогое выражение.
— Правды? — с удивлением переспросила Клавдия. — И что же?
— Не нашел, — и только напрасно запутался в ссорид.
— Не нашли!
— Да, нигде не нашел, ни на большой дороге, ни на проселке. И искать не надо было.
— Почему?
— Умные люди говорят: была и правда на земле, да не за нашу память.
— Прибаутка! — пренебрежительно сказала Клавдия.
Логии поглядел на нее печально и задумчиво. Сказал:
— А может быть, и правда нашлась бы, да не хватило терпенья, любви… сил не достало.
— Правда! В чем она? Все это книжно! — досадливо сказала Клавдия. — Надо жить, просто жить, торопиться жить.
— Почему так непременно это надо?
— Послушайте, я хотела вас видеть. Это неосторожно с моей стороны. Но я не могу ждать! Я жить хочу, по-новому жить, хоть бы с горем, лишь бы иначе. И зачем книжные взгляды на жизнь? Берите ее так, как она есть, и с нею то, что плывет вам в руки.
— Простите, но я думаю, что вы ошибаетесь во мне… а более всего в себе.
— Да? Ошибаюсь? — спросила Клавдия вдруг упавшим голосом. — Может быть.
— Я хочу сказать, что и в вашей настоящей жизни много ценного.
— Не знаю, право. В детстве и у меня было все, как у всех, и весь обиход, и удобные мысли. С такими радужными надеждами ждала я, когда буду большая… Ну, вот я и большая. А жить-то оказалось трудно. И надежды испарились незаметно, как вода на блюдце. Остались только большие запросы от жизни. А люди везде одни и те же, тусклые, ненужные мне. И все везде неинтересно, вся эта рутина жизни, и эти скучные привычки. А жажда все растет.
