— Какая жалость! — Аллейн прикинулся огорченным. — Мы так много потеряли!
— Знаю, и все равно ничего не могу с собой поделать. Как только представлю себе Эсмеральду, похожую на тех бедняжек, и мне хочется швырнуть это чудесное платье за борт.
— Не вздумайте этого сделать!
— Нет-нет, не бойтесь! — Миссис Диллинтон-Блик хихикнула.
— Или кому-нибудь отдать его.
— Джемайма в нем утонет, а мисс Эббот и миссис Кадди при всем желании невозможно представить в роли испанок. Верно?
Мимо них прошел Обин Дейл, державший путь в бассейн. В своих шикарных плавках он смахивал на парня с рекламы роскошных лайнеров.
— Эй вы, парочка бездельников! — добродушно окликнул он их и проворно спустился на нижнюю палубу.
— Пойду переоденусь, — сказала миссис Диллинтон-Блик.
— Разумеется, не в это испанское платье?
— К сожалению, нет, хоть мне и очень жаль вас разочаровывать.
Она протянула Аллейну свои маленькие холеные ручки, предлагая ему помочь ей подняться с шезлонга. Что он и сделал.
— Как жаль, что мы больше никогда не увидим вас в нем, — вздохнул он.
— О, подождите горевать. — Она снова хихикнула. — Я могу передумать и снова в него влюбиться.
— И танцевать в нем при лунном свете?
Она на секунду призадумалась, потом одарила его восхитительнейшей улыбкой.
— Об этом знает только всевышний, верно?
Аллейн видел, как она проплыла по палубе и вошла в салон.
Думаю, ты согласишься с тем, — писал Аллейн вечером Трой, — что это обещание меня ни в коей мере не успокоило.
4
Двигаясь в южном направлении вдоль западного побережья африканского материка, «Мыс Феревелл» вошел в густое марево, и терпение пассажиров, не привыкших к такой погоде, оказалось на исходе. С материка дул слабый ветерок, несущий в себе едва уловимые запахи суши. Тонкая серая пелена, словно вся сотканная из мельчайших частичек пыли, затмила солнце, но не умерила его пыл. От жгучего прикосновения могущественного светила кожа мистера Мэрримена пылала так, будто у него сильный жар, однако он отказывался принять какие-либо меры. Среди команды вспыхнула дизентерия, которая не пощадила и мистера Кадди. Он то и дело консультировался с Тимом по этому поводу и с омерзительной откровенностью описывал свои страдания всем, кто имел желание его выслушать.
Обин Дейл несколько увеличил дозы своих возлияний, что отразилось на его поведении. То же самое, не без сожаления отметил Аллейн, можно было сказать и о капитане Бэннермане, который не только запил горькую, но еще и стал упрямей осла. Он наотмашь отвергал любую попытку Аллейна обсудить ситуацию и твердил со злобным упрямством, что на борту его судна нет и не может быть никакого убийцы-фанатика. Капитан сделался угрюмым, необщительным и до крайности упрямым.
