Я дала ему молча выехать со стоянки, но когда мы затормозили у знака, пережидая поток машин по Ломос, я почувствовала, что должна что-то сказать.
– И что ты собираешься делать?
– Не знаю, – ответил он. – Я не люблю Донну.
– Но?
Он медленно выехал на главную улицу.
– Донна – это кошмар. Она верит в любую ересь «нью эйдж». Голова у нее варит в смысле бизнеса, но она готова поверить кому угодно. Там, где драка, от нее толку нет. Ты ее сегодня видела. – Он полностью сосредоточился на дороге, так вцепился в руль, что костяшки пальцев побелели. – Бекки такая же, как она, – доверчивая, милая, но… жестче, я бы сказал. Дети оба пожестче Донны.
– Поневоле, – сказала я, не сумев скрыть в голосе неодобрения.
– Знаю, знаю. Я знаю Донну, знаю о ней все. Выслушал все подробности, от колыбели до наших дней.
– И тебе это было скучно слушать?
– Кое-что, – осторожно ответил он.
– Но не все.
– Нет, не все.
– Так ты хочешь сказать, что ты любишь Донну? – вынуждена была я спросить.
– Нет, этого я сказать не хочу.
Я так всматривалась в его лицо, что даже если бы мы ехали по обратной стороне луны, я бы этого не заметила. В эту секунду только лицо Эдуарда, только голос его что-то значили.
– А что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать, что если слишком долго играть роль, то можно в нее влипнуть, и она становится более реальной, чем было задумано.
Я увидела в его лице нечто такое, чего никогда раньше не замечала: страдание, неуверенность.
– Ты хочешь сказать, что собираешься жениться на Донне? Стать мужем и отцом? Родительские собрания, дворик девять ярдов и так далее?
– Нет, этого я тоже не говорю. Ты знаешь, что я не могу на ней жениться. Я не смогу жить с женой и двумя детьми и двадцать четыре часа в сутки скрывать, кто я такой. Не настолько я хороший актер.
– Так что же ты все-таки хочешь сказать?
– Хочу сказать… хочу сказать, что где-то, очень глубоко в душе, мне хотелось бы суметь пойти на такое.
Я разинула рот и вылупилась на Эдуарда. Эдуард, один из лучших, если не лучший из наемных убийц всех времен и народов, хотел бы не просто иметь семью, а именно эту вот семью.
Когда я наконец как-то собралась с мыслями, я спросила:
– И что ты собираешься делать?
– Не знаю.
Ничего толком не приходило мне в голову, так что я прибегла к юмору, моему щиту и последнему спасению.
– Только не говори мне, что у них собака и белый штакетник.
Он улыбнулся:
– Штакетника нет, но есть собака. Даже две.
– А что за собаки?
Он снова улыбнулся и повернулся ко мне, чтобы видеть мою реакцию.
