Обсидиановая бабочка | страница 73
– Давай-ка я поведу ребенка немного пройтись.
Донна заморгала, будто видела его и слышала, но слова до нее не доходили. Эдуард протянул руки и стал буквально отрывать пальчики ребенка от матери.
Бекки повернулась и припала к нему, уткнувшись лицом ему в плечо. Он глянул на меня поверх ее головы, и я махнула ему рукой, чтобы шел подальше. Эдуард, не задавая вопросов, пошел по дорожке у края парковки, медленно покачивая девочку, успокаивая ее.
Донна, закрыв лицо руками, сжалась в комок, ткнувшись головой себе в колени. Всхлипывания почти переходили в завывания. Черт, плохо. Я посмотрела на Питера. Он глядел на нее с отвращением, недоумением. В этот миг я поняла, что взрослый он не только потому, что застрелил убийцу своего отца. Его мать позволяет себе истерику, а он нет. В критической ситуации голову сохранял он. Чертовски это несправедливо, если хотите знать мое мнение.
– Питер, ты не оставишь нас на минутку?
– Нет. – Он мотнул головой.
Я вздохнула, потом пожала плечами:
– Ладно, тогда не вмешивайся.
Опустившись на колени перед Донной, я тронула ее за трясущиеся плечи.
– Донна, Донна!
Ответа не было, ничего не изменилось. Черт, тяжелый день у меня выдался. Зачерпнув в горсть ее волосы, я дернула вверх, подняв ее лицо. Это было больно – как я и рассчитывала.
– А ну, смотри на меня, стерва себялюбивая!
Питер шагнул вперед, и я ткнула пальцем в его сторону:
– А ты не лезь.
Он отступил на шаг, но не ушел. Лицо у него было злое и внимательное, и я знала, что он может вмешаться, что бы я ни говорила, если я буду продолжать в том же духе. Но я не собиралась. Я ее потрясла, и это было то, что надо. Ее расширенные глаза были в нескольких дюймах от моих, лицо промокло от слез. Дышала она все так же часто и прерывисто, но она глядела на меня, она слушала.
Медленно, постепенно я разжала руку, и она продолжала смотреть на меня, оцепенев от ужаса, будто я сейчас должна была сделать что-то страшное, и я так и собиралась поступить.
– Твоя маленькая дочь сейчас видела самое страшное зрелище в своей жизни. Она уже успокаивалась, уже все проехало, а ты закатила истерику. Ты же ее сила, ее защита. Когда она увидела, как ты расползаешься на части, она испугалась.
– Я не хотела… я не могла…
– Плевать мне глубоко, что ты хотела и чего не хотела. Ты мать, она ребенок. Ты будешь держаться до тех пор, пока ее не будет рядом и она не увидит, как ты распускаешься. Это понятно?
Она заморгала:
– Я не знаю, смогу ли я…