В голосе ее слышалась какая-то подогретость, почти сердитость.
– Что тебе не нравится?
– Ты ведь идешь без прикрытия? – спросила она.
– Ты ведь тоже одна работаешь.
– Не в окружении вампиров и придурков.
– Это спорный вопрос, если ты в штаб-квартире ЛПВ.
– Не остри. Ты понимаешь, что я хочу сказать.
– Да, Ронни, понимаю. Ты – единственный мой друг, который может сам о себе позаботиться. – Я пожала плечами, потом поняла, что она этого не видит, и сказала: – А с любым другим будет как с Кэтрин – овца среди волков, и ты это знаешь.
– А взять с собой другого аниматора?
– Кого? Джеймисон считает, что вампиры – лапочки. Берт любит говорить о крупной дичи, но сам свою задницу ни за что не подставит. Чарльз отлично умеет поднимать трупы, но он слаб в коленках, к тому же у него четырехлетний ребенок. Мэнни больше на вампиров не охотится. Он четыре месяца проторчал в больнице, пока его собирали после последней охоты.
– Если я правильно помню, ты тоже была в больнице, – сказала она.
– Я отделалась сломанной рукой и раздробленной ключицей, Ронни. Мэнни чуть не умер. Кроме того, у него жена и четверо детишек.
Мэнни был аниматором, который меня обучал. Он научил меня поднимать мертвых и побеждать вампиров. Хотя, надо признать, я вышла за рамки обучения Мэнни. Он был традиционалистом, не признавал ничего, кроме осинового кола и чеснока. Пистолет он носил как резерв, а не как основной инструмент. Если современная техника позволяет мне поражать вампиров на расстоянии вместо того, чтобы вскакивать на них верхом и протыкать осиновым колом сердце, так почему бы и нет?
Два года назад жена Мэнни Розита пришла ко мне и умоляла не подвергать больше ее мужа опасности. Пятьдесят два – это не возраст для охоты на вампиров, говорила она. Что будет с нею и с детьми? Все это она говорила мне тоном матери, у которой любимого ребенка сбивают с пути соседские озорники. Она заставила меня поклясться перед Богом, что я никогда не позову Мэнни с собой на охоту. Если бы она не плакала, я бы выдержала и отказалась. Плакать – дьявольски нечестный аргумент в споре. Как только кто-то начинает плакать, больше разговаривать уже невозможно. Хочется только одного – чтобы этот кто-то перестал реветь, а ты перестала себя чувствовать самым мерзким негодяем в мире. Все что угодно, только не это.
Ронни на том конце провода молчала. Потом сказала:
– Ладно, только будь осторожной.
– Буду осторожна, как девственница в брачную ночь. Обещаю.
