– Кто там?
– Анита, это Ронни. Мы вроде собирались сегодня тренироваться.
Сегодня суббота. Я совсем забыла. Всегда забавно, насколько ординарна жизнь, даже когда тебя пытаются убить. У меня было такое чувство, будто Ронни должна знать про эту ночь. Вещь настолько экстраординарная должна была затронуть всю мою жизнь, но так не получалось. Когда я со своей рукой лежала в госпитале с шинами и трубками, торчащими отовсюду, моя мачеха продолжала жаловаться, что я все еще не замужем. Она волновалась, что я в зрелом возрасте двадцати четырех лет останусь старой девой. Джудит не из тех, кого называют эмансипированными женщинами.
Мои родственники не интересуются особо, чем я занимаюсь, как рискую, какие травмы получаю. И потому не обращают внимания. Кроме моего сводного брата, которому шестнадцать лет. Джон считает, что я чувиха классная, клевая или как там у них теперь говорят.
Вероника Симс – дело другое. Она моя подруга, и она все понимает. Ронни – частный детектив. Мы навещаем друг друга в больнице по очереди.
Я открыла ей дверь и впустила ее, придерживая болтающийся у бока пистолет. Она окинула меня взглядом и сказала:
– Черт возьми, у тебя ужасный вид.
Я улыбнулась:
– Зато мой вид соответствует самочувствию.
Она вошла, бросив спортивную сумку на стул.
– Ты мне можешь рассказать, что случилось?
Это было не требование, а вопрос. Ронни понимала, что не всем можно делиться.
– Ты извини, что я сегодня не смогу тренироваться.
– Кажется, ты сегодня уже получила хорошую нагрузку. Пойди отмочи руки в раковине. Я сделаю кофе. О’кей?
Я кивнула и тут же об этом пожалела. Аспирина, аспирина мне. По дороге в ванную я остановилась.
– Ронни?
– Да?
Она стояла в моей кухоньке, держа в руке мерку с зернами кофе. Ростом она была пять футов девять дюймов. Иногда я забывала, насколько это много. Люди не могут понять, как мы ходим рядом. Фокус в том, чтобы держать темп, и я себя заставляю. Это отличная тренировка.
– Кажется, у меня в холодильнике есть бублики. Можешь сунуть их с сыром в микроволновку?
Она вытаращила на меня глаза.
– Я тебя знаю уже три года, и впервые ты хочешь есть до десяти утра.
– Слушай, если тебе трудно, так не надо.
– Не в этом дело, и ты это знаешь.
– Извини, я это от усталости.
– Иди полечись, а потом расскажешь. О’кей?
– Ага.
От отмачивания рукам лучше не стало. Как будто я кожу сдирала с пальцев. Я промокнула их полотенцем и намазала ссадины неоспорином. «Местный антисептик», гласила этикетка. Когда я еще наложила пластыри, это было похоже на розовато-загорелые руки мумии.
