– Коля! А ведь твои предки не из столбовых дворян?
– Отнюдь. Моя бабушка служила гувернанткой в богатой купеческой семье. Сын хозяев ее… с ней…
– Понятно, оприходовал.
– Да, соблазнил. Мне кажется, мама всегда остро переживала, что она внебрачный ребенок, хотя, естественно, этого не показывала. И роковым образом повторила судьбу бабушки. Мой отец – красный командир, пограничник. Маруся, я тебе выдам тайну: они не успели расписаться, отец погиб, и я тоже внебрачный ребенок.
– А раньше мне ничего не рассказывал! – упрекнула Мария Петровна.
– Но ты и не спрашивала, – справедливо возразил Николай Сергеевич.
– Хорошенькая традиция – в подоле приносить.
– К счастью, Ирочка ее избежала. У Ирочки прекрасная семья, замечательный муж и прекрасный сын.
– Расскажи мне о внуке.
– Мне слов не подобрать, какой Николенька чудный мальчик!
Но слов Николай Сергеевич нашел очень много, говорил долго, перечисляя достоинства внука, пересказывая его вопросы, повествуя о шалостях и проказах. Мария Петровна слушала не перебивая, с блаженным выражением лица, смеялась до слез, восхищенно прижимала руки к груди. Лучшего слушателя для рассказа о любимом внуке Николай Сергеевич не мог бы найти.
Между ним и Марусей вдруг установилась теплая связь, точно ниточки протянулись, опутали пространство, и стало невыносимо приятно. У Николая Сергеевича выступили слезы умиления. Маруся уже не казалась ему постаревшей, напротив – молодой, чудесным образом сохранившейся, точь-в-точь такой, как жила в памяти. Единственная и любимая.
– Милая моя, желанная, Марусенька! – пробормотал Николай Сергеевич и полез за платком, чтобы утереть глаза.
Мария Петровна шмыгнула носом, втягивая ответные слезы.
– Ну, привет! – буркнула нарочито укоризненно. – Давай рыдать, как два старых пенька.
– Маруся! Ты нисколько не изменилась! – горячо и искренне заверил Николай Сергеевич. – Так же прекрасна, как и прежде!
– Какое там «прежде»! Коля, у меня климакс начался три года назад.
– А у меня – пятнадцать!
Они рассмеялись, и связь их стала прочнее и роднее. Точно впали в детство или охмелели без вина.
– Ирочка сказала, что обварила тебя кипятком!
– Точно! Смотри!
Мария Петровна задрала юбку и показала красные пятна на бедре. Но Николай Петрович смотрел не на них, вернее – на них, ожоги, но и на всю ногу целиком, упругую, крепкую, обворожительную. Николай Петрович почувствовал давно забытые шевеления плоти, растерялся, захлопал глазами.
– А говорил, климакс! – попеняла Маруся, опустив юбку и прекрасно поняв его состояние. – Ишь, зарделся! Не балуй! – шутливо погрозила она пальцем.
