Павел представил, как он сидит с Данилой в той же столовой и, бодрясь, произносит:
– Сэр! Принимайте в свой клуб обманутых мужей.
Данила невольно возликует. То есть по-дружески будет сочувствовать, но неизбежно порадуется, что не он один осел рогатый. У ослов нет рогов. Так будут!
Какая чушь лезет в голову! Чушь, обмазанная клеем, не оторвешь. Это называется больное воображение. Чем лечится воображение? Водкой? Если Ирина не придет ночевать, напьюсь до потери пульса. Привет! Напьется он! А может, с ней случилось что-нибудь гадкое? Выбрала себе профессию! Действительно, штрафбат! Ходит по квартирам, а там кто угодно проживает. И пьяницы, и дебоширы. Почему не оказаться и насильникам? У нее уже был случай, когда пришла по вызову к мужику (вот люди – участкового врача вызвали!), а у него делирий – так, кажется, белая горячка называется. Жена в ванной спряталась, а он носится со скалкой по дому – с маленькими красными обезьянами сражается. Пока психическая перевозка не приехала, Ирина с ним разговоры про разноцветных обезьян вела. А если бы алкоголик с ножом бегал?
Обойдется Николенька без игрушечной железной дороги. Надо Ирине купить сотовый телефон или пейджер, на худой конец. Где ее носит?
Надо что-то делать, не сидеть сиднем. Например, накормить ребенка ужином. Или встретить жену. Где встретить? Ее участок – четыре дома семи – и девятиэтажные, растянулись на перегон от одной до другой автобусной остановки. А у Стромынской, скажем, дома участка стоят колодцем. Очень удобно, когда вызовы дополнительные получаешь, двор перейти, а не топать километр в обратную сторону – в дом, с которого начала обход.
Павел заглянул в комнату, где сидели дедушка с внуком:
– Девять часов. Я подожду Ирину, а вы как, Николай Сергеевич? С Николенькой будете ужинать?
– Нет, покормлю Николеньку и уложу. Что же Ирочки так долго нет? И эпидемия гриппа еще не началась. Ах да! – вспомнил он. – Изольда Гавриловна! Ирочка сказала по телефону, что купирует тяжелый приступ стенокардии у какой-то пациентки.
– Конечно… купирует.
По справедливости надо было бы поделить обязанности: он кормит сына, дедушка укладывает. Но Павлу решительно не хотелось сегодня отвечать на бесконечные вопросы Николеньки, погружаться в его примитивный и жизнерадостный мир. Благо есть безотказный дедушка.
– Выйду, встречу ее, – сказал он Николаю Сергеевичу.
«Ее» – это малодушный выстрел по отцу любимой женщины.
В семье Григорьевых не принято, даже запрещено называть родных местоимениями. Ирина или ее бабушка, Николай Сергеевич, позже Павел и его сестра Вероника никогда не именовались «он» или «она». Краткость речи в данном случае отвергалась, а лишнее произнесение имени указывало на особое расположение. Не скажут: «Тебе звонила сестра, она отлично сдала сессию в институте». Только: «Звонила Вероника. Вероника отлично сдала сессию». А назвать человека, даже чужого, в его присутствии «он» или «она» – считалось неделикатным, родных – приравнивалось к брани. Павел отлично помнил, как однажды его невинное (бабушка Ирины еще была жива, но с постели не вставала) замечание: «Да она у нас сегодня молодцом!» – вызвало смущение Ирины, волнение Николая Сергеевича и отчетливый шепот отвернувшейся к стене старухи: «Плебей!»
