На кухне Ирина, опередив мать, взяла чайник, потрясла им в воздухе – воды на донышке. Набрала из крана, поставила на газ.
Мария Степановна, точно гостья, скромно присела на угловой диванчик. Ирина убрала в раковину грязные тарелки и чашки, оглянулась в поисках чистых.
– В шкафчике перед тобой, – подсказала Мария Петровна.
Ирина достала посуду, поставила на стол, села напротив матери.
– Точно укол не требуется или капли?
– Со мной все в порядке, – ответила Мария Петровна, – то есть не в порядке… ерунда. С чего же мне начать? Родилась в сорок пятом, четыре годика было, когда родителей репрессировали… кажется, я это уже говорила… как чувствовала… Рассказывала тебе, а сама внутренне удивлялась: «Чего это я разоткровенничалась, биографию сопливой девчонке выкладываю?» Ох, ты не обижайся на «сопливую девчонку», я всех… я же не знала… а выходит, не напрасно болтала… Тьфу ты, японский городовой! Мысли пляшут, слова путаются!
– У тебя есть коньяк? – спросила Ирина. – Водка, вино на крайний случай?
– Выпить хочешь? – ласково, будто речь шла о компотике для ребенка, отозвалась Мария Петровна.
– Тебе рюмка не помешает.
– Я сейчас!
Мария Петровна подхватилась, быстро вышла из кухни. Вскоре вернулась с бутылкой коньяка и рюмками.
– Мне тебя и угостить нечем! – сокрушалась она. – Была баночка икры…
– Яее съела! – чуть не расхохоталась Ирина.
– Господи! Опять не то ляпнула! Просто черт на языке сидит. Ну, давай выпьем. – Мария Петровна разлила коньяк по рюмкам и взяла свою в руки. – Конфетами шоколадными закусывай.
– Не буду пить, – помотала головой Ирина. – На работе не употребляю.
– Что же я, одна? Как алкоголичка? Так не годится!
Она поставила рюмку и посмотрела на Ирину глазами обиженного Николеньки. У сына точь-в-точь так округлялись глаза, ползли вниз уголки губ, когда он считал себя незаслуженно наказанным. Но на бабушку ехидную, в злом гневе ругающуюся внук не был похож. Впрочем, думала Ирина, Николенька еще мал для ситуаций, которые могли бы спровоцировать негативные реакции. Самое большое горе у сына вызывал отказ купить детскую железную дорогу, как у богатенького Стасика. Надо все-таки извернуться, думала Ирина, занять денег и купить Николеньке эту немыслимо дорогую игрушку. Двухтысячный год, особая дата, пусть запомнится.
