Каппель позвал дежурного ординарца: "Передать сейчас же начальнику штаба, чтобы к половине седьмого был здесь." Отправив ординарца, горько усмехнулся -- начальник штаба, талантливый, боевой полковник Бярышников в мирной обстановке был большим поклонником Бахуса. Правда, он боялся, чтобы командир корпуса не увидел его в нетрезвом виде, но по бледному лицу и мутным глазам Каппель безошибочно угадывал, что ночь у полковника Барышникова прошла довольно бурно. Этот порок искупался у него огромной работоспособностью днем, его глубоким знанием дела, часто очень дельными советами и только поэтому Каппель держал его около себя.
Часы на стене неуклонно отмечали минуты, ночь подходила к концу, но об этом в тяжелом ходе своих мыслей генерал забыл. Неизвестно который раз, пересекал он шагами свой кабинет. В доме была тишина, в передней дремали ординарцы, наверху спокойно спали дети, а он метался, не находя выхода, не веря своему корпусу. Приближался рассвет, окно стало из черного серым, обозначились на нем переплеты рам, но от этого становилось еще страшнее...
Оставалось одно -- просить, доказывать невозможность, бесполезность, а может быть и вред отправки частей на фронт сейчас, в настоящем их виде, но это противоречило понятию о воинской дисциплине, такой для него привычной, так пропитавшей его. -- "Ну, а если иного выхода нет?", подумал, опускаясь на стул. Знавал на своем веку Каппель тяжелые ночи, когда уже дыхание смерти касалось его, но такой, как говорил позднее, ему переживать не приходилось. В каменную, тупую стену приказа уперлось теперь все, а за этой стеной была пустота и бессмысленная гибель лучших людей. Каппель сжал руками голову и застыл.
Стук в дверь привел в себя. -- "Да", хрипло бросил он. Вошел полковник Барышников. -- "По вашему приказанию, Ваше Превосходительство, прибыл". Каппель обвел глазами комнату -- утренний свет заливал ее. Взглянул на часы: было половина седьмого. -- "Садитесь" --, указал он на стул. Барышников, на этот раз проведший ночь спокойно, сразу понял серьезность момента, взглянув на бледное лицо генерала. "Что случилось, Владимир Оскарович?", тихо спросил он. Каппель протянул ему листок с расшифрованной телеграммой. Прочитав ее, Барышников опустил голову и долго молчал. Потом так же тихо, смотря в пол произнес: "Владимир Оскарович, это гибель".
В половине восьмого вторая шифрованная телеграмма лежала перед Каппелем, она гласила о тех "подробностях", которые упоминались в первой телеграмме. "Комкору три генералу Каппелю. С получением сего, вверенному вам корпусу надлежит немедленно отправиться в распоряжение Командарма три. Начштаба Верховного генерал Лебедев".
