Ее сердце настойчиво твердит, что это неспроста. Она помнит, как я облизывал пальцы. И если прежде она не думала о том, чтобы убить меня, теперь она начинает об этом думать.
Она наполняет стакан водой — она видела, как ее мама проделывала нечто подобное, — и использует его как лупу, чтобы поджечь несколько старых газет. Она выбегает наружу, вниз и сидит на капоте моего автомобиля, наблюдая, как целое здание, полное вампиров, окутывается дымом. Готов спорить, что она смеется. Готов спорить, она издает все то же приглушенное хихиканье, смеясь в том числе и над своей газующей попой.
Двухминутное предупреждение, и я открываю глаза, все еще устремленные на замочную скважину в двери моей спальни. Я протягиваю руку и вытаскиваю ключ. Громким щелчком кладу его на свою тумбочку.
— Мать твою, — произносят мои губы.
А мое сердце? Мое сердце оставляет это без комментариев.
Глава 5. Иисус прослезился
Когда я просыпаюсь, из меня не торчит ничего такого, что не должно торчать. Ничто нигде не дымится, ничто нигде не сломано. Однако я слышу, как что-то хрустит. И когда я поворачиваю голову… Вот они — двухцветные глаза, переливающиеся над парой щек, за которыми исчезает сто долларов в эквиваленте очень несвежего шоколада.
Я понятия не имею, как долго Исузу стоит, таращась на меня. Сон вампира больше походит на спячку или кому, чем на дремоту. Смертным мы кажемся мертвыми. Дыхание становится редким — меньше одного вдоха в минуту, — частота сердечных сокращений спадает до минимума, чтобы только не позволить нашей крови свернуться. Когда мы спим, вы можете поднести к нашим глазным яблокам фонарик фирмы «Black & Decker», и мы даже не дернемся.
Исузу расправляется с другой пригоршней шоколада и тут замечает, что вместо моих слишком бледных век видит ту же блестящую черноту, что и прошлой ночью. И прежде, чем я успеваю вымолвить хоть слово — и даже до того, как ей удается сделать глоток — она хочет выяснить, знаю ли я, кто это такой. Она указывает на коробку, на карикатурные клыки.
— Знаю ли я, кто такой граф Чокула? — эхом отзываюсь я, одновременно задаваясь вопросом: как я мог забыть включить это в список вещей, которые надо спрятать.
Сначала я подумываю о том, не соврать ли ей — о том, что графа Чокулу избрали на должность вампирского Санта-Клауса — но потом решаю, что не стоит. Хватит и того, что я твержу ей, что ее мать жива.
— Не-а, — говорю я. — Боюсь, что нет.
— О, — отвечает Исузу, принимая информацию с совершенно нейтральным видом.