А теперь сложим все вместе. Плохая видимость? Теплая одежда и пар изо рта больше не вызывает подозрений? Плюс среднесуточная температура, которая убивает микробов лучше, чем старый добрый листерин,[67] даже если ваше дыхание благоуханно, как старый ржавый помойный бачок?
Да, думаю я. Каникулы. То, в чем нуждаемся мы с Исузу. Отдохнуть от всего.
Я покупаю ей парку в «JCPenney»,[68] в отделе для скороспелок — это под секцией «Гроб, Склеп и Преисподняя». Все, что требуется, чтобы выдернуть провода — это хороший рывок, но как быть с пером? Это уже другая история — особенно после того, как Исузу шлепается на распоротую подушку, и в комнате с минуту кружится маленькая метель.
— Эй, папочка, — произносит она тихим, слишком глубоким голосом, похожим на скрип ржавых железок. На всякий случай я не замечаю, что она подавлена. На всякий случай я не слушаю ее крики о помощи. — Что всегда поднимается?
Прежде чем ответить, я выплевываю перо.
— Цены, — бормочу я.
Это половина шутки, которая обычно очень нравилась моему отцу. Другая половина звучит так: «даже цены на то, что упало».
Исузу жует резиновый виноград — еще одна дикая привычка, которую она завела в последнее время. На кончике ягоды есть отверстие, в том месте, где она когда-то прикреплялась к резиновой лозе. Исузу научилась издавать с помощью этих штук чмоканье и звонкие щелчки — в свое время мы для этого пользовались жвачкой — и развлекается этим постоянно, потому что знает, как меня это достает. Другой вариант: она прикрепляет виноградину на кончик языка и показывает ее мне — для того, чтобы поглумиться над своим старым папочкой.
Именно это она делает сейчас, и я быстрым движением срываю с ее языка резиновую ягоду. Чпок!
— Будешь так делать — на языке вскочит болячка, — говорю я. — Советую об этом задуматься.
— Ага, точно, — отвечает она, вытаскивая еще одну из кармана пижамы. — Не, серьезно. Что ты решил затеять?
И снова смачное «щелк»!
— Я? — переспрашиваю я. — Маленький отпуск.
Исузу выглядит так, словно я только что ее шлепнул. Она перестает жевать. Она так любила доставать меня, но я единственный, кто оказался в ее распоряжении. И это ясно читается у нее на лице: сама мысль о том, что я уеду хоть на какое-то время, пугает ее больше, чем геенна огненная.
— Куда… — начинает она, — к-к-куда ты едешь?
О, вот что мне нравится в статусе родителя. Возможность безнаказанно мучить своего отпрыска. Я позволяю себе немного потянуть удовольствие.