— (Щелк). Отправляйся в свою комнату (Щелк.).
— (Щелк). Я тебя ненавижу (Щелк.).
Вот как это происходит обычно. В данной ситуации, однако, мои пальцы заняты тем, что поближе знакомятся со строением моих щек, и изобразить звук «полароида» становится несколько затруднительно. Несомненно, я могу оторвать ладони от щек, и в конце концов мне придется это сделать, но пока я воздерживаюсь. Да, я могу сказать «щелк», но слово и сухой щелчок пальцами отличаются друг от друга весьма существенно: разница примерно такая же, как между фразой «я говорю серьезно» и хрустом рисовых хлопьев.
В итоге я, не произнося ни слова, направляюсь в гостиную, мои ладони все еще приклеены к щекам. Исузу лежит на полу, спиной ко мне, и рисует, когда я нахожу нужную половицу, наступаю на нее и слежу, как вздрагивают ее маленькие лопатки. Рука, в которой она держит мелок, замирает в ожидании. По-прежнему не произнося ни слова, я нахожу другую скрипучую половицу и улыбаюсь сам себе, когда мелок, который она держит, разламывается пополам.
Я не говорю «щелк». Я вообще ничего не говорю. Вместо этого я иду прямо к ней и взъерошиваю ее волосы — по-дружески, по-отечески — своим острым локтем. Она вздрагивает — именно то, на что я надеялся, и даже чуть больше.
Я иду дальше, на кухню, зажимаю ручку холодильника локтями и дергаю. Всхлип резиновой прокладки подчеркивает затаенное дыхание, доносящееся из соседней комнаты. В холодильнике — в моей части холодильника — кровь, разлитая по бутылкам, баночкам, пластиковым пакетам. Поверхность сосуда, содержащего эту жидкость, будь то стекло или пластик, гладкая. Скользкая. То есть решительно не предназначенная для того, чтобы брать ее локтями. Хорошо, возможно, голыми локтями это еще можно было бы осуществить, при содействии силы трения и небольшой удачи, но мои локти спрятаны в рукавах роскошной шелковой пижамы. И я не представляю, как можно решить эту проблему в буквальном смысле слова спустя рукава. Мне не поможет даже сила всемирного тяготения. Все, что она делает — это заставляет ткань собраться точно на сгибе локтя, то есть там, где это меньше всего требуется.
Неважно. Достижение цели не определяется успешностью решения данной задачи… Провал. Снова провал — причем настолько громкий и настолько позорный, насколько это возможно. Вот так я и добираюсь до стакана.
Исузу прибегает на звук крушения моих надежд, ее босые ноги примерзают к полу рядом с одним из обломков, которые разлетелись во все стороны. Что касается меня, то я, тоже босиком, стою по другую сторону лужи холодной крови и россыпи битого стекла, с приклеенными к щекам ладонями — жест, который, наконец-то, представляется соответствующим обстоятельствам. Я почти вижу, как сердце колотится у нее в груди. И вижу очень ясно, как пульсирует вена на ее шее, сбоку, на фоне напряженных мышц и жилок. Вижу, как она сглатывает, с огромным трудом сохраняя молчание, пока я молчу.