К счастью, там больше ничего нет. Вирус или что-то другое — то, что делает вампиров в буквальном смысле слова хладнокровными кровососами, их кожу мертвенно-белой, а глазные яблоки — черными, как ночное небо, — так вот, эта же штука производит у нас внутри некоторую перестройку. От пищеварительной системы попросту почти ничего не остается и в первую очередь это касается органов, расположенных ниже желудка. Кровь впитывается непосредственно в кровоток языка, мембраны рта и пищевода. Так что вампир, пьющий кровь, больше похож не на того смертного, который пьет кофе, а на того, который нюхает кокаин. Это просто вопрос биологической эффективности — необходимо как можно быстрее смешать старую кровь с новой, не делая отверстий в собственных венах.
Не то, чтобы получить удар туда, куда получил его я — это не больно. Еще как больно. По крайней мере, для меня. Может быть, благодаря слепой удаче, а может быть, благодаря обычному везению, Исузу умудрилась попасть аккурат в мой последний шрам, оставшийся от последней, почти смертельной раны. Такой шрам есть у каждого из нас. Это одна из немногих точек, попав по которой вы не убьете вампира, но сделаете ему очень больно. Кто-то называет его «прививкой», кто-то — «вторым пупком». У плоти собственная память, поэтому мы стараемся не распространяться о местонахождении наших последних шрамов, а если возникает необходимость, стараемся скрыть его под волосами или носим свитера с воротником под горло.
Поэтому, когда я вздрагиваю, выдергивая из себя нож, это по-настоящему. Это не игра — по крайней мере, игра состоит не в этом. Когда начинается настоящая игра, я действую не задумываясь и не планируя. Так или иначе… Мой маленький хэппи-мил ударил меня с твердым намерением нанести мне тяжкое телесное повреждение, и с этим приходится считаться. И об этом я еще подумаю.
Позже.
Не сейчас. Не сейчас, хотя мне так легко схватить ее и, помимо всего прочего, дотянуться до ее шейки. Как бы то ни было, придется произвести переоценку ситуации и возможности получить удовольствие немедленно. К тому же надпочечники этого ребенка, скорее всего, опустели. Смертная девочка лет пяти или шести, которой едва хватило роста, чтобы пырнуть меня ножом, всадила его в меня по самую рукоятку… да, хороший выброс адреналина. Но сейчас начался спад. Я могу судить по облачкам пара, которые вырываются у нее изо рта, по той позе, в которой она стоит, по ее обмякшим мышцам — она напоминает марионетку на ниточках. Терпеть не могу перегоревший адреналин. Этот вкус страха-после-страха совершенно омерзителен.