Отсюда вывод. Нечто бактериальное, микробное или вирусное попало в квартиру извне, из-за чего Исузу и заболела. И эта дрянь, возможно, все еще висит на шторах, на раковине, на ее подушке, на ее одежде в корзине для белья. Что означает, что вся квартира и все, что в ней находится, необходимо дезинфицировать. Вот где собака зарыта. Я не могу приготовить пенициллин самостоятельно, но сотворить что-нибудь алкогольное — вроде бодяги, которую когда-то именовали «Лунный свет»… Это школьный курс химии.
В итоге я по десять раз окунаю в этот самодельный спиртовой раствор каждую вещь, которая находится в моих апартаментах, чуть ли не пропитываю им всю квартиру. Исузу начинает смеяться — чуть громче, чем обычно: она надышалась паров. Но даже после того, что я сотворил, даже после того, как в доме все блестит, остается еще одно место, которое внушает тревогу.
То, что за дверями. Где солнце и микробы. В двух словах: прогулки Исузу отошли в историю.
Ей нужен свет, я понимаю. И она может стоять у окна целый день — насколько я понимаю, все время, которое она находится взаперти. В конце концов, я могу дезинфицировать то, что находится внутри, но снаружи… Вы издеваетесь? Посчитайте объем пространства в кубометрах, и вы поймете, что это невыполнимо.
Капля в море — вот что такое мои превентивные меры. Любовь бывает жестокой. Добро, которое мы причиняем другим ради их же блага. Вроде ледяной ванны. Шлепка. Чего-нибудь такого, что позволит ограничиться ванной и спасет от необходимости в аппарате искусственного дыхания.
И это не похоже на тюрьму, это и есть тюрьма. Я представляю. Исузу сможет смотреть на все это целый день. За сменой погоды. За птицами. За всем прочим. Просто наша входная дверь больше не будет открываться.
Не без ключа я скрылся здесь, где солнце не сияет…
Глава 13. Толика предусмотрительности
Я помню этот крест у меня над кроватью. Перекладины были толстыми, почти как ножки у обеденного стола, и столь же изящно сработаны, так что он больше напоминал причудливую деталь, нежели примитивное орудие казни. Но это был крест. Во всех смыслах этого слова. Он висел у меня над головой все ночи, в течение многих лет, и когда я не опускался на колени, чтобы помолиться перед сном, у меня была пища для размышлений. Даже если эти размышления будут касаться формы, а не содержания.
А потом наступал день — первый день весны, — когда моя мать открывала все окна и исполняла одиннадцатую заповедь Все Должно Сверкать! И мы протирали каждый уголок, каждую трещину, каждый из фальшивых фруктов в вазе для фальшивых фруктов. Мы были внутри, мы кашляли и чихали, в то время как снаружи щебетали и заливались птицы, смеясь по-птичьи над нашей глупостью.